– Знаете, я не стану вам рассказывать свою жизнь, – уперлась я. – Достаточно того, что я знаю, как для меня лучше.
– Уверены? Вы уверены, что не пожалеете? – она явно не была готова к жалобам. Я задумалась.
– Давайте, я буду разбираться сама. Считайте, что я уверена. В любом случае, это мое решение, и мне за него отвечать. Нечего тут устраивать гуманитарную акцию.
– Ну, как знаете, – она, наконец, сломалась и подмахнула столь нужное мне направление. Скоро все будет кончено, и я смогу, наконец, продолжить жить своей безопасной, хорошо налаженной жизнью. Все пройдет.
Как известно, жизнь делится на белые и черные полосы, как зебра на пешеходном переходе. Если оглянуться назад, обозреть, так сказать, честно и непредвзято череду прошедших лет, то действительно можно наблюдать некую очередность в смене плюсов и минусов. И хотя все мы мечтаем, что наш путь будет смахивать на переливающуюся в ночи огнями взлетную полосу, по которой мы сможем взлететь над серыми буднями – в жизни все получается иначе. Иногда мне кажется, что мир – это некая саморегулирующаяся система, в которой зарвавшемуся мечтателю тут же автоматически выдается щелчок по носу. Чтобы не зарывался. Как в старом фильме про чародеев, мечтать надо скромненько, без запросов. Можно одну мечту на двоих. В пределах месячного оклада. До сих пор не понимаю, откуда берутся те, у кого исполняются мечты. Может, это всемирный заговор с целью задурить людям голову? Каких-нибудь масонов, например, или еще каких каменщиков. Мол, барабаньте шибче, дорогие наши зайчики, и одному из вас обязательно повезет. А на самом деле все живут одной и той же одинаковой жизнью, все те восемьдесят – девяносто лет, что отведено крутиться нашим шарнирам. Вот у вас есть ли на самом деле знакомый, хотя бы отдаленный, которому бы сказочно повезло в этой жизни? Ну, кто выиграл бы в лотерею миллион долларов или получил бы пост президента обалденной иностранной компании? Или чтобы из нищего лимитчика, приехавшего в середине девяностых из Каменск–Шахтинска, вышел бы владелец виллы на Сейшелах? Только слышали? Вот и я тоже только слышала. Для меня и моих знакомых жизнь составляется из череды рабочих дней и пунктира выходных. Из похода на оптовые рынки, которых теперь становится все меньше и меньше. Из давки в метро, из трамваев, перед которыми застревают в пробках чужие необъяснимые Мерседесы, которые стоят таких денег, которые мне не только не снились, но и вообще кажутся несуществующими. Галлюцинациями. Самым большим удовольствием для меня и моих знакомых являются совместные посиделки в каких-нибудь кафешках нового образца, где есть шведский стол с неограниченным количеством подходов и возможность курить в зале. А если в кафе кто-то пригласил, то кайфа хватает на несколько дней. Ведь как ни крути, а за свой счет я могу посетить заведение со шведским столом не чаще раза в месяц.
– Но ты же все время отказываешься от приглашений?! – удивлялась моя вторая натура, та, которая отвечает за жадность. – Почему? Неужели не хочется?
– Ненавижу принимать подачки. И вообще, если на то пошло, я и дома поем не хуже.
– Так и нечего жаловаться, что ты редко бываешь в ресторанах, – обижалась моя внутренняя жаба. Но вообще, белые полосы моей личной зебры редко превышали еженедельного похода в кафе с приятным молодым человеком. Как будто кто-то невидимый приделывает к каждому человеку планку, выше которой ему никак не прыгнуть, сколько не тренируйся. Не стать воробью соколом, не стать акуле вегетарианкой. А может, дело в том, что надо мечтать, то о чем-то таком, что может сбыться в твоем конкретном случае? Ну, не о дворцах небесных, а ограничиться вожделением шести соток в ста километрах от Москвы. Не хотеть стремительного карьерного роста, а надеяться на стабильную, пусть и копеечную, но гарантированную работу. Мобильник можно хотеть долларов за сто-сто пятьдесят, не больше. И, конечно же, не принца на белом Мерседесе (или из снежного Ямбурга), а мужчину попроще, без особых примет и возможностей. И не для брака, а так, для душевной теплоты. Или вообще для физкультуры. Вот в таких случаях и разочарований меньше, и пережить их проще. Но я же не могу поступать по-людски! Мне же подавай настоящую любовь! Именно поэтому-то я так осмотрительно и пообещала себе когда-то никого не любить. Ни за какие деньги. Ни за золотые горы, ни за идею.
– Больше никогда! – пообещала я себе, потому, что меня хлебом не корми, а дай поверить в чудо. В то, что все будет хорошо, и что я рано или поздно таки буду жить долго и счастливо с мужчиной, на которого мне захочется смотреть по ночам, пока он спит. Тихонько приподнявшись в постели, открыть глаза и долго следить, как он ровно дышит. Смотреть на его сомкнутые глаза и представлять себе его сны. И чтобы он думал обо мне, пока меня нет рядом. Однако, как и всегда, моя страсть к романтике не принесла мне ничего хорошего. И в прошлый раз, с прошлым Димой мне было несладко, хотя, если положить руку на сердце, большая любовь у нас выросла на страхе смерти и стремлении выжить любой ценой. Интересно, стала бы я так преданно ждать его с работы, сидя в задрипанной коммуналке, если бы познакомилась с ним на Черноморском побережье, к примеру. Где-нибудь в другом месте, а не на улице Грозного, в тот момент, когда меня чуть не изнасиловали два мордатых бандита. Полюбила бы я Диму так сильно, будь я свободна в выборе своего пути и своих спутников? Не уверена. Но что гадать о том, что не имеет ровно никакого значения. Факт остается фактом. В тот день, когда он закрыл за собой дверь нашей общей комнаты навсегда, я закрыла дверь в своем сердце. И теперь, когда в нее предательским образом проник он – новый Дима, который ничем не лучше того прежнего, мне снова больно! Черные полосы всегда более насыщены и многообразны, нежели белые. И длятся гораздо дольше них. Неужели же в этой ситуации кто-то может осудить меня, неужели кто-нибудь решится кинуть в меня камень за то, что я не могу решиться родить? Я была бы рада родить ребенка, но разве это было возможно в моей ситуации? И не надо говорить, что жизнь может преподнести сюрприз и зарамсить проблему, с тем, чтобы все решилось само собой.
Я сидела в приемном покое гинекологического отделения одной весьма обычной городской больницы, и ждала вызова к врачу. Мысли роились стаями, мне очень, просто очень, практически невыносимо хотелось остановиться. Хотелось встать, выйти, захлопнуть за собой дверь и будь что будет. Но… в моей жизни уже давно нет никаких белых полос, а о перспективах вообще и говорить не приходится. В Москве я никому не нужна. Вы даже не представляете, сколько раз я объяснялась с теми, кто кричал:
– Убирайся с моей земли!
– Я же русская.
– Кому это интересно? Предъявите документы, – и все это грубо, порой стихийно переходя на «ты». Никому не интересна моя национальность. Всем плевать, что я русская. Кавказский выговор, и в результате я предъявляю документы сально облизывающимся патрульным на улицах. Предъявляю чуть ли не каждый день и все время вынуждена объяснять, что я не временно приехала из Грозного. И что мне не нужна регистрация.