Помню, я с самого раннего детства заглядывала матери в глаза, пытаясь справиться с мучившим меня вопросом: на кого я похожа? На мать — нет. Лицо другое. Волосы, цвет кожи, фигура — все не как у нее. Только цвет глаз одинаковый. Глядя в ее карие глаза, я успокаивалась. Но в один прекрасный день мать заявила, что кроме глаз я еще кое-чем похожа на ее родню.
— Знаешь, у тебя пальцы точь-в-точь как у бабушки.
Мать ласково погладила мне руку. У нее руки были как у ребенка — с короткими пальцами и маленькими ногтями. Совсем не то что у меня. Бабушку я никогда не видела, и в доме о ней почти не говорили, но если у нас с ней руки действительно похожи, значит, во мне и вправду их кровь. Эта новость меня обрадовала, я решила впредь следить за руками и с того дня бросила грызть ногти. И еще мне захотелось повидать бабушку.
— Я хочу к бабушке. Она вместе с дедушкой живет?
— Ее уже нет.
— А где она?
— Бабушка в раю.
— А зачем она туда уехала? — разочарованно поинтересовалась я.
— Она шла и упала в большую реку. Утонула и умерла.
— А почему она упала?
— Хм… Почему?..
Мать будто посмотрела куда-то вдаль, и разговор на этом закончился. Я поняла, что она ничего не расскажет, хоть и знает, как это случилось. Когда взрослые молчат, от них правды не добьешься. Я расстроилась и с тех пор стала питать к воде отвращение. На меня это так подействовало, что я решила держаться от реки подальше. Я и сейчас боюсь кататься на лодке, а по мосту обычно бегу, стараясь не смотреть вниз.
— А тебя на этой самой реке подобрали, на мосту, — заявила сестра, подслушивавшая наш разговор.
— Ну что ты врешь! — напустилась на сестру мать.
Глядя на них искоса, я побелела, как полотно. Неужели это правда? У меня задрожали ноги, я почувствовала, что проваливаюсь куда-то в темноту.
В тот же вечер я тихонько спросила у отца, вернувшегося с работы:
— Папа! А правда я мамина дочка?
Отец изменился в лице и раскричался. Он вообще быстро выходил из себя.
— Кто тебе такого наговорил?
Услышав, что сказала сестра насчет моста, он тут же ее позвал.
— Тебе не стыдно такую чушь говорить родной сестре? Вот уж не ожидал от тебя!
— Я больше не буду, — еле слышно пролепетала в ответ сестра и, быстро обернувшись, показала мне язык. Потом мы с ней страшно поссорились.
У нас в спальне стояла двухэтажная кровать, сестра спихнула меня на нижнюю полку. Она привыкла получать лучшее и спала внизу. Я упала прямо на ее постель и ударилась головой о стенку.
— У-у, ябеда! Ненавижу тебя!
Я вскочила с кровати.
— А ты злая! И врунья!
— Я правду сказала! Ты на маму совсем не похожа!
— А ты на папу! Это тебя на мосту подобрали!
Теперь настала очередь сестры бледнеть от досады. Она замолчала, опустила голову, но тут же подняла на меня взгляд:
— Ты же ничего не знаешь. Так я расскажу. Все тебя жалеют и не говорят. А я слышала, что тебя дедушка и бабушка под мостом нашли. В корзинке для белья. Ты в ней лежала и плакала. Вот как было. В корзинку еще запихали три пеленки и грязные распашонки. И письмо: «Девочку зовут Юрико. Возьмите ее, пожалуйста, и воспитайте. Родная мать». Дед с бабкой решили тебя взять и передать маме. У нее тогда уже была я, а они подумали, что еще один ребенок не помешает.
— Что за корзинка?
— Дура ты! — Сестра презрительно засмеялась. Тогда она, конечно, знала побольше меня. — Такая большая корзина, куда складывают одежду. Поедем на лыжах кататься, на обратном пути заедем на горячий источник. Там полно таких корзин. Понятно?
Сестрица довела меня до слез, я разрыдалась. Уж больно убедительно она врала. Творческая натура, легко обвела меня вокруг пальца.
— Значит, меня уже тогда звали Юрико?
— Ну да! — торжествующе ответила сестра.
— Но папа мне говорил, что это он меня так назвал, потому что любит лилии. [20]
Сестра на миг опешила, но тут же перешла в наступление:
— Как бы не так! Это он нарочно. Ты же знаешь, как он любит, чтобы все было, как ему хочется.
Я с трудом вскарабкалась на свою полку и, заливаясь слезами, забралась под одеяло. И все-таки я чего-то не понимала. Свесившись с кровати, я спросила:
— А где же тогда твой настоящий папа? На нашего ты совсем не похожа.
Сестра не ответила. Наверняка до сих пор отчаянно изобретает ответ на этот вопрос.
После возвращения я всего один раз видела деда. Это было в августе. Стояла необыкновенная жара. На краю темно-синего небосвода вскипали огромные белые облака, наливавшиеся снизу свинцом и грозившие обрушиться ливнем. Получив инструкции от Масами, я зажала в руке бумажку с адресом и села на электричку. Дед жил в микрорайоне, до которого надо было добираться по надземке, а от станции — еще минут двадцать на автобусе. Сойдя на остановке, я сразу уперлась взглядом в дамбу, и мне сделалось не по себе. Интуиция подсказывала, что за дамбой — река, где утонула бабушка. Человек, на которого я так похожа, — у меня даже пальцы такие же. Я испугалась: стоит идти к деду или нет?
На дамбе я увидела девушку. Она стояла и смотрела на реку. Сестра! Я ее сзади узнала. Помню, на ней была блузка без рукавов. Она обернулась — наверное, почувствовала мой взгляд. Спрятавшись, я наблюдала за ней. Прошло всего пять месяцев, как мы не виделись, но за это время она стала еще больше похожа на мать. Круглое лицо, маленький рот. Чуть выступающие вперед зубы. Я почему-то разозлилась. Она мне завидовала, потому что была копия матери. В детстве дразнила меня уродиной — а мне было до лампочки, красивая я или нет. Куда важнее было убедиться, что я у матери родная, такая же, как сестра И к деду в тот день я потащилась, скорее всего, потому, что хотела проверить, правда ли эта история о приемном ребенке, из-за которой мы поругались с сестрой.
Боясь, как бы сестра меня не заметила, я двинулась к дому деда. Микрорайон состоял из нескольких выкрашенных светло-коричневой краской многоэтажных корпусов, окруженных низенькими домиками. В парке без всяких качелей-каруселей играли дети, старики болтали о чем-то на скамейках в тенечке. Картина мне напомнила Берн — тот квартал, где мы жили. Однако при моем появлении дети повернули ко мне удивленные лица и стали перешептываться:
— Гайдзин! Гайдзин!
Я решила спросить у сидевшей на скамейке старухи, где живет дед.
— Ой! Ты, оказывается, по-японски понимаешь! — облегченно вздохнула старуха, уже навострившая было уши, и ткнула пальцем в стоявший прямо перед нами дом. — Вон его балкон. Видишь деревья в горшках?