Дома с названиями. Ну что ж, и в Америке они тоже есть. Может, назвать этот дом Пакстон-Хаус?
— Сезон, — пояснила вслух Джинни, — это время года, когда молодые леди, окончившие школу, принимаются искать мужа. А где Каррик-Грейндж?
— В Нортумберленде. Наша деревня называется Девениш. Она ужасно уединенная. Папе там нравится, но он быстро справляется с делами, все идет гладко, и ему тут же это надоедает. Он так любит путешествия и терпеть не может сидеть на месте. Не знаю, смогу ли когда-нибудь заставить его осесть и жить спокойно.
Малышка вздохнула и осторожно поставила фрегат за шхуной.
— Ты помнишь, когда в последний раз жила в Каррик-Грейндж?
Холли подняла глаза и очень спокойно ответила:
— Прошлой весной. Но почему ты не спросишь папу?
— Он не очень хорошо себя чувствует. И сейчас спит.
— Доктор Прюитт осмотрел его?
— Неплохая мысль, нужно будет попросить доктора.
— Джинни, что случилось с папой? Он как-то странно вел себя прошлой ночью.
Сколько можно скрывать от нее? Девочка выглядит встревоженной и обеспокоенной.
— Во время урагана случилась беда.
Холли очень осторожно отставила фрегат и, поднявшись, подошла к Джинни. Она ничего не спросила, просто выжидала.
— Он увидел, как ветер понес матроса к фок-мачте, и заметил, что она вот-вот сломается, но все-таки бросился на помощь, и тут мачта упала. Его ударило по голове. Но папа выздоровеет, Холли.
— А тот матрос?
— Собственно говоря, их было двое. Один погиб.
— Можно, я почитаю папе?
— Конечно, он будет очень рад. Только дай ему отдохнуть, Холли.
Уже ближе к вечеру Дэниел Реймонд принес письмо, адресованное барону Шерарду и переданное ему как поверенному его милости. Усадив Реймонда, Джинни велела подать чай и только потом взглянула на конверт.
— По-видимому, это от лондонского адвоката, — заметила она.
— Совершенно верно, — согласился Дэниел, уничтожая восхитительную булочку — произведение кулинарного искусства Ленни.
Джинни, встревоженно нахмурившись, извинилась и вышла. Она не хотела лишний раз волновать Алека, но поняла, что выхода нет. Пусть она — его жена, но все же не имеет права читать его личную переписку.
Джинни поднялась в спальню Алека. Он уже проснулся и сидел в кресле. На его коленях уютно устроилась Холли. Алек, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза, а маленькая дочь читала полным драматизма голосом:
В атаку, славные мои, в атаку, и не пройдет и часа,
Как вы узреете нас, разъяренных и готовых к битве.
Четыре легиона женщин, вооруженных с головы до ног.
— Что это, Холли? — рассмеялась Джинни.
— Это Листрея… Лостра…
— «Лисистрата», — поправил Алек, не открывая глаз.
— Ты прекрасно читаешь, Холли. Женщины-воины? Я правильно расслышала? Кто выбрал эту книгу?
— Я! — с гордостью объявила Холли. — Папа сказал, что ему все равно.
— Было все равно, — с некоторым нажимом вмешался Алек.
— Послушай-ка, Джинни: «Мы должны воздерживаться от радостей любви!» Как это…
— Перестань, Холли, иначе я не выдержу!
Джинни вытирала глаза, задыхаясь от смеха, хотя Алек выглядел полностью и абсолютно потрясенным.
— Именно я дал тебе эту пьесу?!
— Да, папа, но там еще много других историй, и ты, наверное, просто не заметил. Алек застонал.
— Прости, — пробормотала Джинни, пытаясь успокоиться, — но я должна прервать декламацию твоей дочери. Пришел мистер Реймонд, Алек. Это твой поверенный в Балтиморе. Он принес письмо от твоего лондонского адвоката.
Джинни отдала письмо мужу и, повернувшись к Холли, взяла ее за руку.
— Не хочешь попробовать булочку, дорогая? Давай-ка спустимся вниз и поговорим пока с мистером Реймондом.
Холли поколебалась, не сводя глаз с отца, но Джинни добавила:
— В них сегодня ужасно много клубничного джема.
Холли немедленно забыла обо всем и позволила себя увести. Алек прочел письмо, написанное два месяца назад, перечитал, сложил и, сунув обратно в конверт, закрыл глаза и положил голову на спинку кресла.
Боль вновь вернулась, только на этот раз вряд ли от удара. Алек выругался, очень тихо, почти про себя.
— Кажется, мне все-таки придется тебя покинуть.
Джинни осторожно отложила вилку.
— Письмо?
Алек кивнул, но ничего больше не сказал. Вид у него был рассеянный, встревоженный, и Джинни хотелось закричать на него, потребовать, чтобы доверял ей, обращался как со своей женой, а не случайной знакомой… Нет, Алек всегда будет стремиться защищать, лелеять и баловать жену. Но ей так хотелось, чтобы он считал ее своим лучшим другом, человеком, которому можно без колебания доверять.
Холли, по просьбе Алека, ужинала с миссис Суиндел, поэтому за обеденным столом их было двое. Алек поблагодарил Мозеса и отпустил его. Джинни вскинулась. Он хочет остаться с ней наедине, рассказать о письме!
Но Алек продолжал молчать. Джинни повертела в пальцах кусочек теплого хлеба и бросила его на почти полную тарелку:
— Пожалуйста, объясни, что случилось, Алек.
— Мне нужно вернуться в Англию. Это письмо от моего лондонского поверенного. Каррик-Грейндж, по всей видимости, сгорел, а управляющий, Арнолд Круиск, убит. Мое присутствие необходимо.
Джинни молча смотрела на него, выжидая.
— Представляешь, как странно. После того как я прочитал письмо, перед глазами внезапно встал прекрасный старый каменный замок. Очень старый, Джинни. Если это именно Каррик-Грейндж, хотя бы стены по крайней мере должны уцелеть, они стояли целую вечность. Какой-то несчастный пожар не смог бы их уничтожить.
Джинни, не отвечая, рассеянно ковыряла лимонный пудинг, фирменное блюдо Ленни.
— Я знаю, ты американка, Джинни, и не захочешь покидать свою страну, или Балтимор, что в конце концов одно и то же. И что всего важнее, я понимаю, как ты беспокоишься за верфь. Она твоя. Завтра я составлю дарственную на твое имя. Тогда можешь делать с ней все, что пожелаешь. И вот что: если дела пойдут плохо, не беспокойся насчет денег. Я прикажу управляющему банка, мистеру Томлинсону, выдавать тебе сколько необходимо, по первому требованию.
Джинни уставилась на мужа, забыв о лимонном пудинге. Он предлагает ей все, даже полную независимость! Джинни никогда больше не придется волноваться ни о чем на свете! Никогда не придется давать отчет другому мужчине и выслушивать его снисходительные упреки. Никогда не придется защищаться лишь из-за того, что родилась женщиной! Никогда не придется…