Он был занят делами с захода солнца до рассвета, а днем раз в неделю, сильно рискуя попасться на глаза наемникам Бойла, охотился за дичыо и ловил рыбу в ручье, который обнаружил в горах к западу от ранчо. Каждую ночь он прогуливал Брута, выезжая верхом в холмы, и проверял посты Бойла. Его заботило одно: на прежних, ли местах наблюдатели и не выросло ли их число. Вернувшись на ранчо, он рубил дрова, чистил стойло.
Его отношения с Изабель понемногу менялись. Если раньше он намеренно подшучивал над ней, чтобы заставить улыбаться, то теперь он делал это для себя — от ее улыбок у него поднималось настроение и на душе становилось теплее и радостнее. Дуглас не знал точно, когда это произошло, но он уже не думал о ней только как о молодой матери, требующей заботы и дружеской поддержки. Он видел перед собой прелестную чувственную женщину, с прекрасной фигурой и очаровательным лицом. Все в ней возбуждало Дугласа. Ему нравилось, как она говорит, как двигается, как смеется. Доктор Симпсон совершенно прав: Иэабель из тех женщин, в которых легко влюбиться. Дуглас прекрасно понимал, что его сердце в опасности, но не знал, как предотвратить неизбежное…
Словно семейная пара со стажем, они играли в карты до темноты. Несколько вечеров, Паркер был с ними, они по очереди держали его на руках. Изабель выигрывала чаще, чем он, пока наконец Дуглас не перестал пялиться на ее веснушки и не сосредоточился на том, что делает.
Бойл задерживался с очередным визитом, и Дуглас начал нервничать. Ему хотелось положить конец его наездам на ранчо Изабель.
— Почему ты хмуришься? Недоволен, что выиграл? — шутливо спросила она.
— Я думаю о Бойле. Что-то он давно тебя не проверял. Ты говорила, он появляется каждую неделю.
— Обычно он так и делал.
— Так почему его до сих пор нет? Первый вопрос, который я каждый понедельник задаю доктору Симпсону, — не уехал ли еще Бойл в Дакоту. Так вот, он все еще в Суит-Крике. Почему же тянет и не едет сюда?
— Не знаю. Не хочу о нем сейчас даже думать. Мы встретим его как полагается, когда он явится. Ну давай спрашивай меня, о чём хочешь, И начнем новую игру, пока Паркер не проголодался.
— Почему ты назвала своих лошадей Пегас и Минерва?
— Когда я училась в школе, мне очень нравилась мифология. Я все время рисовала Пегаса. По легенде он был красивой белой лошадью с волшебными крыльями. А Минерва — богиня мудрости у римлян. Сестры в приюте всегда говорили, что ее мудростью стоит воспользоваться. Но я в ту пору не отличалась здравым смыслом, — добавила Изабель. — И усвоила лишь одно: Минерва сумела заарканить Пегаса. Это казалось мне невероятно романтичным. Изабель прикрыла рот, чихнула и извинилась.
— Будь здорова. Скажи мне, а Паркер заарканил тебя так же, как Минерва Пегаса? Или ты его?
— Ну это совсем другое дело. Мы всю жизнь были с ним лучшими друзьями. Сестры в приюте называли его маленьким мечтателем. У Паркера было такое доброе сердце! Он хотел изменить весь мир, он со страстью относился к общественным обязанностям, он…
— А к тебе Паркер относился со страстью?
— Я уже и так ответила на много вопросов. Сдавай, Дуглас.
Он понял, что Изабель хочет уйти от ответа. Не стоит давить на нее, подумал Дуглас, но никак не мог удержаться. Она снова чихнула. Дуглас выиграл и сразу спросил:
— А как тебе жилось в приюте?
— О, очень хорошо! Сестры относились к нам как к родным детям. Они были любящие и строгие, но мне кажется, такими и должны быть родители.
— Ты чувствовала себя там одинокой?
— Нет. У меня был друг, Паркер; когда мы были детьми, я доверяла ему все свои секреты. Мне повезло, как и тебе — ты ведь нашел свою семью.
— Да, — согласился Дуглас.
Не прошло и часа, как он выиграл еще раз.
— Скажи, это трудно — выходить замуж за лучшего друга?
— Да нет. Мой муж во многих отношениях замечательный человек. Он мог сделать абсолютно все.
Господи, неужели она серьезно в это верит? Дуглас не стал спорить и уж тем более разубеждать ее, хотя, с его точки зрения, Паркер неспособен был сделать и пустяка.
— Святой Паркер! — пробормотал он.
Изабель вскинула подбородок.
— Он был моим самым дорогим другом!
— Это значит, что страсть в вашей постели отсутствовала. Так?
— Ты не имеешь права задавать мне такие интимные вопросы.
Она права, мысленно согласился Дуглас, однако желание выяснить еще что-нибудь оказалось сильнее.
— Чего ты боишься, Изабель? Быть честной в оценке своих отношении с мужем — отнюдь не предательство, ты ведь и сама знаешь, что заниматься любовью с лучшим другом довольно неловко.
— Разве ты не смог бы стать другом своей партнерши?
— Да нет, — ответил он. — Кроме дружеских чувств, должно быть то-то еще.
— Что же именно?
Он наклонился вперед.
— Волшебство.
Изабель покачала головой.
— Я не хочу больше говорить об этом. А с твоей стороны неприлично допытываться, каким был мой брак в смысле… Ну, ты понимаешь… Ты же никогда не знал Паркера.
— Я не допытываюсь. Я и так все знаю.
— Да что ты! Каким же это образом?
Прозвучавший в ее голосе сарказм вызвал у него раздражение.
— Легко догадаться, — ответил он. — Ты реагируешь на меня так… Для тебя ведь это внове? Ты действительно испугалась, когда почувствовала, что с тобой происходит?
Она стиснула кулаки.
— О! И что же со мной происходит? Уверена, тебе просто не терпится сообщить мне это.
Он перегнулся через стол и еле слышно прошептал:
— Я. Вот что с тобой происходит, дорогая.
Она вскочила.
— Я иду спать. Уже поздно.
— Собираешься убежать и спрятаться от меня?
— И не думаю.
Изабель не спеша направилась в спальню, хотя на самом деле еле сдерживалась, чтобы не побежать.
Паркер набирал вес медленно. Ребенку было почти шесть недель, но Дугласу казалось, что он такой же, как в день рождения. Правда, Изабель уверяла, что сын заметно потяжелел, и Дуглас не мог не признать, что выглядит младенец достаточно здоровым, аппетит у него хороший, но вот вес… Доктор Симпсон приказал держать Паркера в доме и не выносить на улицу восемь недель. Дуглас не знал, почему старик установил именно этот срок, но намерен был твердо следовать указанию, как бы ему самому ни хотелось уехать из дома Изабель Грант.
Если дела у Паркера и дальше пойдут хорошо, то недели через две они с матерью смогут тронуться в путь. Дуглас надеялся на хорошую погоду, хотя сейчас было холодно и сыро, как глубокой осенью.