— Лекс, ты что, не ходи, — прошептала принцесса, уцепившись за меня.
— Мой вам поклон, ваше высочество.
Калле уставилась на него, разинув рот, а я внимательно присмотрелась к ауре старца. Фиолетовые всполохи. Поэт-провидец.
— Спойте еще, — тихо попросила я и опустила золотой в его мешочек.
Музыкант пробежался пальцами по струнам.
— Это про вас, дитя.
Холодная пора — весны одной прощенье —
Забыта, как туман, за тающим ручьем,
Давно погас костер — усталое смиренье,
Живется просто так, одним и тем же днем.
И плещется вино, и тлеет сигарета,
И свечка на окне, мерцая, будит грусть,
И, кажется, тоской, как пламенем, согрета
Душа, хоть этот мир давно за гранью чувств.
Все было и прошло — уныло, больно, сыро,
Но гордость не дает груз сбросить тех оков —
Исхоженных дорог и проклятого мира,
Потушенных огней и древних городов.
Так мало пережив, так много потеряла —
Себя, как прежде, нет — с чужого все плеча.
Одной простой судьбы испитого бокала,
Одной простой души погасшая свеча.
Святые боги, и откуда только он все знает?..
— Спасибо. — Я потянулась за новой монетой, но провидец с легкой улыбкой покачал головой.
— Не стоит. Да не погаснет свеча вашей души.
— Да озарят ваш путь Светлые звезды, — привычно ответила я.
До дворца мы шли в полном молчании. Я все переживала по поводу песни, принцесса — по поводу меня, а о чем думали все остальные — история знает, но молчит.
— Калле, — наконец спросила я. — А что такое — сигарета?
— Кусок бумаги, в которую заворачивают табак, а потом курят.
— А!
— Это люди принесли. А ты не знала?
— Нет. У нас курят трубки.
— Все одно — вредно, — важно изрекла она.
Я фыркнула. Шайтан — тоже. Что-то он давно молчит — даже подозрительно как-то.
«Ты же сама просила».
«Все, снова прошу».
Дворцовая стража, охраняющая ворота, особого удивления по поводу прихода принцессы не проявила. Только исключительное уважение. Калле совсем притихла.
— Все, знает, — обреченно пробормотала она.
Я цепко подхватила ее под локоток.
— А ты уверена, что ты на охоту ездила? — вкрадчиво осведомилась я.
Принцесса покраснела как маков цвет.
«Сбежала, ясно, как день», — догадался Шайтан.
— А обманывать взрослых — нехорошо! — строго заметила я.
Точно, как сказал ифрит, у нее просто-таки необычный талант втирать людям очки.
— Папа меня помолвить хотел с каким-то старикашкой с севера! — чуть не плача, пробурчала блудная дочь.
— А мама что?..
— Я маму не помню…
Я обняла ее за плечи:
— А из ворот ты как выехала?
— Там дырка есть в стене, — призналась она. — Мой пони через нее прекрасно пролез… А потом все правда — он меня сбросил и удрал…
— Пороть твоего отца надо, — вздохнула я.
У Элвина от моих слов глаза на лоб так и полезли.
— Пороть, и точка. Чтоб не смотрел на своего ребенка как на товар или на способ уладить какие-то там свои конфликты.
— Кто бы еще осмелился, — заулыбалась Калле.
— При желании на любого управа сыщется, — заверила ее я.
«Ну-ну», — начал занудствовать Шайтан.
«А что, нет, скажешь?»
«Я тактично промолчу».
«Порошу без подлых намеков!»
«А я молчал».
«А я так и подумала».
«Ну-ну…»
Теперь тактично промолчала уже я. Связываться с этой заразой — себе дороже. Ведь одно слово — зараза! А с кем, как говорится, поведешься — от того и заразишься.
Так, соблюдая относительное молчание, мы и вошли во дворец. Собственно, вошли туда только мы с принцессой и Элвином. Жеребца и айса не пропустили и велели ждать снаружи.
«Лекс, если что — помни о подарке Звездочета», — напомнил Шайтан.
«Сам же говорил, чтобы я ее берегла».
«Ты, главное, себя береги. А заклинания — шут с ними».
Это я уже и без вмешательства некоторых понять успела. Жаль, что сие до кое-кого так поздно дошло.
Дворец, к моему сущему разочарованию, особой ценности собой не представлял. Ну да — большой, ну да — стоит в центре города, ну да — дворец. Но и только-то…
«А ты чего ждала?»
«Чего, чего. Золота, бриллиантов. И в таком количестве, чтобы глаза слепило и зависть пробирала, черная».
«Ругала принцессу за то, что она сказкам верит, а сама чем лучше?»
«Ничем. Но если спросишь, чем хуже — вот тут не много чего сказать найдется».
«Нисколько не сомневаюсь».
— Прошу! — разряженный слуга распахнул перед нами дверь.
Я удивленно моргнула. Черт. Опять с Шайтаном заболталась и то, как мы к тронному залу подошли, проворонила.
«Чего и следовало ожидать», — заметил прозорливый найтанн.
«Еще одно слово…»
«Понял, понял».
Тронный зал был тоже очень даже так себе. Там и трона-то как такового не наблюдалось. Правитель Аджита сидел за столом в простой комнате, сплошь заставленной шкафами с книгами, и что-то строчил пером, нервно ероша светлые волосы. Наверно, сегодня у него нет приемных часов, и нас завели в его кабинет. Какое разочарование. Хотя, может, у него и правда тронного зала вовсе нет?…
Правитель поднял голову и взглянул на нас, а Калле, по старой привычке, оперативно, спряталась за мою спину. Ее отец нахмурился, а я невольно обратила внимание на то, как они были похожи — курчавые светлые волосы, голубые глаза, тонкие черты лица. Одно слово — родственники.
— Подойди сюда, дочь, — строго велел он.
Я отступила в сторону и слегка подпихнула принцессу к столу. Та, что-то бурча себе под нос, выползла пред грозными очами отца. Я морально приготовилась в бурной экзекуции.
И опять была обманута в своих ожиданиях. Хорошо хоть, в худших.
— Калле, — и отец, встав из-за стола, крепко прижал принцессу к своей широкой груди, — как ты могла так нас напугать?.. Где ты так долго пропадала?.. Мы чуть с ума от беспокойства не сошли!..
— Я не хочу выходить замуж за того… за этого… — выкручивалась из его рук дочь.