— Кто-нибудь услышит, — прошептала Хизи; неожиданно она вспомнила другие времена: как-то в библиотеке ей попалась древняя рукопись. За два дня до того Ган показал ей, как расшифровывать иероглифы, объяснил, что все десять тысяч непонятных значков составлены из немногих основных. Хизи стала читать о своем предке, Шакунге, Рожденном Водой, о том, как он истреблял чудовищ. Когда он разделался с последним, он, как было написано в книге, «разорвал поверхность озера». По крайней мере Хизи так это прочла, хотя последний значок, маленький кружок, как ей показалось, совсем не походил на озеро. Но слово она запомнила: ван. Бан — ван. Шакунг изгнал чудовищ и разорвал поверхность другого мира, и на древнем языке Нола название для той поверхности было «барабан».
— Кто-нибудь услышит, — подтвердил Братец Конь; его голос вернул Хизи в пыльную пустыню, к шуму празднества. — Или учует. И если оно высунет голову из-под поверхности, ты сможешь поговорить с ним и заключить сделку.
— Все так просто?
— Совсем не просто, — сказал Братец Конь. — Нужно петь особые песни, чтобы твои слова проникли сквозь поверхность озера. Но в основном да, это делается именно так.
— Я слышу барабанный бой у костра, — сказала Хизи. — Твои соплеменники вызывают богов и духов?
— Возможно, — ответил старик. — Но их барабаны не такие, точнее, не такие, каким станет этот, когда ты сделаешь его своим.
— А как это делается?
— Я уже говорил тебе раньше: начало всему — кровь. Ты должна размазать некоторое количество своей крови по поверхности озера, и тогда оно станет твоим. Поверхность озера раскроется в тебя, а не в воздух. Твой помощник сможет вылезти из мира духов в твое тело.
— Значит, я сама не смогу пройти через барабан и попасть в другой мир?
Братец Конь сокрушенно улыбнулся:
— Ты быстро все схватываешь. Конечно, сможешь. Но тебе не следует делать этого, Хизи. Пока не следует, до тех пор, пока ты не подружишься со многими богами или не подчинишь их себе.
Хизи внимательно посмотрела на старика. Ей все еще было страшно, ужасно страшно. И все же, имея барабан, она могла получить силу. Словно в ее распоряжении теперь была загадочная дверь, сквозь которую может явиться кто угодно. Такая возможность странным образом влекла к себе, и на секунду любопытство вытеснило страх. Хизи протянула руку и коснулась обтягивающей барабан шкуры; ничего необычного она не почувствовала. Но ведь и Братец Конь казался самым обыкновенным, пока она внезапно не заглянула внутрь него.
— Барабан я возьму, — сказала Хизи. — Но все остальное…
— Возьми барабан, — согласился Братец Конь. — Обдумай все хорошенько, и утром, после проводов бога-коня, мы с тобой поговорим еще.
Хизи кивнула и взяла тонкий диск. Его упругость внезапно показалась ей усилием сопротивления — усилием сохранить свою целостность, остаться единым.
Точно таким же, как стремление самой Хизи.
Стена снова содрогнулась, и Гхэ теперь уже определенно понял, что это ему не мерещится. Он даже ощутил слабый запах курений, дым которых просачивался в какую-то невидимую трещину.
Выследили. Каким же он был глупцом! Но он никогда не предполагал, что это случится так скоро и так неожиданно.
Гхэ не было свойственно впадать в панику, не запаниковал он и теперь: он быстро оглядел свое скудное имущество, решая, что взять с собой и что бросить. Не должно остаться ничего, что могло бы выдать его; возможно, жрецам и известно, с кем они имеют дело, но ведь они могут точно ничего и не знать.
Гхэ выглянул из двери, ведущей во дворик. Там было совершенно темно, луна не светила, небо затянули тучи, но это ничего для него не значило: зрение у Гхэ было острее, чем у совы, он с легкостью видел все в глубочайшей тьме. Поэтому он разглядел тени, выстроившиеся на крыше дворца: его ждали.
«Ну конечно. Колотят в стену, чтобы меня вспугнуть и выгнать во двор, а там поймать. Они не глупы, эти мои прежние соратники».
Как насчет стоков? Но туннель из бассейна в его дворике вел только в одно место — такой же бассейн в соседнем. Может быть, так он и вырвался бы на свободу, но шанс на то, что и там его ждут курения, был слишком велик. Лучший путь к спасению, понял Гхэ, это крыша — несмотря на шестерых джиков, которых он там насчитал. Ни у одного из них, казалось, не было пылающей метлы, изгоняющей духов: Гхэ не видел дыр в воздухе, какими теперь представали ему летящие от метел искры.
Он больше не медлил, потому что замурованная дверь начала поддаваться. Выбрав ту стену, где, как ему казалось, было меньше всего противников, Гхэ рванулся вперед, пробежал через дворик и взлетел на балкон второго этажа, словно смертоносный ночной хищник.
Немедленно над ним вспыхнул свет, тусклый колдовской свет, заставивший сам воздух раскалиться и вспыхнуть болотными огнями. Он был не настолько ярок, чтобы ослепить его врагов, но видеть Гхэ они могли отчетливо. Рядом с ним просвистела стрела, потом другая; Гхэ казалось, что они просто повисли в воздухе — настолько его обострившиеся чувства опережали события; Река в его жилах текла теперь стремительно, как горный поток.
Гхэ одним прыжком достиг балкона и вцепился в кованые перила. Однако проржавевшие болты со скрипом вырвались из крошащегося камня, и он зашипел, повиснув на мгновение над холодными камнями внизу. Джики на крыше не упустили такой возможности: стрела с радостным пением вонзилась Гхэ в спину, пронзила легкое совсем рядом с сердцем. Боль была невероятной: казалось, его поразила молния, и оглушительный рев, наполнивший уши, походил на сопровождающий молнию гром.
Но перила продержались как раз столько, сколько нужно было Гхэ, чтобы перевалиться на каменный пол балкона. Еще две стрелы прилетели с крыши; та, которая поразила Гхэ, начала извиваться в ране, словно змея.
Гхэ не колебался: не было смысла укрываться в помещениях второго этажа, двери из них тоже были замурованы, и его загнали бы в угол, как крысу. Несмотря на сводящую с ума боль, несмотря на потерю сил и способности быстро передвигаться, Гхэ пригнулся и снова прыгнул вверх, на сей раз стараясь ухватиться за самый край крыши. Древко стрелы оцарапало его вцепившиеся в оштукатуренный бортик пальцы, но, собрав все силы, он подтянулся и влез на плоскую крышу.
Там его, конечно, ждали джики. Гхэ немедленно кинулся на них; силы быстро покидали его вместе с кровью, струящейся по извивающейся стреле, которая явно была больше чем просто стрелой. Он все еще был быстрее и сильнее обычного человека, но долго это не продлится. Клинок, бледная полоса колдовского света, мелькнул над его головой, но Гхэ уже оказался слишком близко, чтобы он мог его поразить. Гхэ вонзил выпрямленные пальцы в мягкую плоть противника, услышал, как хрустнули кости, когда человека подняло в воздух силой удара. Двое убийц метнулись к нему сбоку, и Гхэ увидел вспышку огня: кто-то разжигал метлу.
Первая схватка дала Гхэ меч, а быстрое движение уберегло еще от двух стрел, но третья вонзилась ему в бедро и, как и первая, стала опутывать его какой-то убийственной магией. Может быть, он обречен; Гхэ не мог судить — его знаний о колдовстве, которым пользуются жрецы, было недостаточно.