– Да, – сказал он, сглотнув, – Эту возможность мы должны учесть.
– У вас есть дети, Гейбриел?
– Нет. Я…
Что он мог сказать? Что был человеком, который уклонялся от обязательств судьбы, вероятно вполне заслуженной? Он не всегда был осторожен. Но теперь все то, что он прежде презирал, вдруг оказалось важным.
– Вы всегда хотели меня? – прошептала она. – Я знаю, что когда-то вам нравилось на меня смотреть. Я никогда не понимала, что это значит. О чем вы думали?
– Я не уверен, что вообще думал в те дни. Возможно, я хотел того, чего не мог иметь. – Он прижался лицом к ее грудям, вдыхая ее запах. – Я никогда не проигрывал, если решал не проигрывать.
– Я не выигрыш для победителя, Гейбриел, – сказала она с легким возмущением.
– Конечно, но если бы вы им были, что я должен был бы сделать, чтобы получить вас? – Он поднял голову, улыбка его была чарующей. – Всю жизнь я ради выживания полагался на хитрости и силу. Другого образа жизни я не знаю.
– А хотели бы узнать?
– А вы хотите мне помочь?
Она рассмеялась:
– Я всегда думала, что вы вполне способны со всем справиться сами.
– Потому что я сбивал с ног всякого, кто становился на моем пути?
– Вы забыли о вашем отчиме. Это было с вашей стороны смело.
Он сглотнул. Ему было стыдно, что она знает об этом.
– На меня в нашей деревне никогда не смотрели как на белого рыцаря.
Ее глаза блеснули озорством.
– Некоторых леди привлекает темнота.
– Я никогда не считал вас такой.
– Вы не хотите меня, Гейбриел? – спросила она прерывающимся голосом.
– Хочу. Но не на одну ночь.
– Разве это не запрещено кодексом правил?
– А вы не могли бы думать обо мне в каких-нибудь иных терминах? – с раздражением сказал он.
– Я бы хотела просить вас об этом же.
– Вы всегда были в моих глазах совершенством.
– Но я вовсе не совершенство. И если это единственная причина, по которой вы меня хотите, значит, вы обманулись.
– Вы скоро будете думать иначе.
– О, Гейбриел, вы не понимаете!
Он закрыл глаза.
– Я не хочу причинить вам боль.
– Тогда не покидайте меня.
Как мог он покинуть ее? Его тело впитывало ее жар, ее зов. Его дыхание трепетало на ее губах. Он приподнялся над ней. Он уже тысячи раз брал ее в своем воображении. Представлял ее под собой, когда другие женщины разделяли с ним ложе.
Он сказал себе, что потом будет время обсудить то, что обременяет ее душу. Ему не хотелось предоставлять ей ни мгновения на раздумье и отступление. Все его инстинкты требовали утвердить их связь.
«Не дай ей передумать. Не дай ей понять, насколько я ей не подхожу. Конечно, я не заслуживаю женщины такой чистой и совершенной, но, клянусь, я никогда больше ничего не попрошу в моей жизни, если мне дадут возможность любить ее».
– Вы смотрите на меня так же, как смотрели тогда, – прошептала она, широко раскрыв глаза. – О чем вы думаете теперь?
– О том, что я никогда не видел более красивой женщины. – Он поцеловал ее, его рука запуталась в ее волосах.
Элетея застонала. От этого раскованного выражения поощрения глубокие волны наслаждения пробежали от его плеч к ногам. Элетея, нагая, раскрывалась ему навстречу, готовая подарить ему блаженство. Соблазнительная чувственность ее тела гипнотизировала его.
Он заключил ее в объятия, выгнул спину, не отводя взгляда от ее глаз. Вопреки тому, что о нем говорили, у него не было опыта обращения с девственницами. Но он понимал, что первый раз может оказаться не таким приятным для нее, как для него.
Когда она была готова, он проник в нее настолько глубоко, насколько осмелился.
Она несколько раз резко вздохнула. Для него не было ничего более страшного, чем необходимость остановиться; не мог он вообразить и более желанной участи, чем проникнуть в нее.
Он целовал ее веки, лицо.
– Мне кажется, я всегда был вашим.
– Гейбриел… – Она выдохнула его имя, ее пальцы сжали его плечи. – Вы хотите меня?
– Прошу вас, – хрипло сказал он.
– Мы горим от страсти или от любви? – прошептала она.
– А разве не может быть, что и от того и от другого? Разве нет?
– Да, хотя я не понимаю…
Он не дал ей договорить, додумать свой ответ. В этот миг его не очень волновало, о чем она думает.
– Расскажете потом, – пробормотал он. – Возьмите меня в себя целиком…
Она застонала, и это разбило цепи его самоконтроля. Он вошел в нее целиком. Потрясающее наслаждение пронзило его сердце. Самые сладкие из его фантазий осуществились. Он забыл обо всем.
Она выгнулась под ним. Хотя его тело напряглось в ответ, он сжал зубы и замедлил скорость. Это ее первый раз. Будут еще ночи совместных чувственных исследований. Он узнает, что ей нравится, и посвятит ее в тайну своих желаний. Конечно, он найдет место получше этой старой софы, такое же крепкое, каким, к счастью, оказалась она.
Он слышал прерывистый шепот словно издалека, очень издалека.
– Я ждала, когда ты вернешься.
– Я здесь.
– Сделай так, чтобы я забыла, Гейбриел.
Когда Джереми Хазлетт изнасиловал ее, Элетея не осознала, что он разрушил невинность ее сердца, а не способность любить. Плотская жажда, которую пробудил в ней Гейбриел и которую он продолжал утолять, одновременно привела ее в смятение и в волнение. Она была убеждена, что никто другой не смог бы пробудить в ней страсть.
В то время как такой же акт, или, точнее, его дикая пародия, вызвал у нее только отвращение, теперь она почувствовала, как к ней вернулись ее естественные желания с такой силой, что она не могла не подчиниться им. Он был ее первым возлюбленным, ее единственной любовью. А для человека, без сомнения, весьма опытного в грехе, в нем всегда присутствовала доблесть, уравновешивающая его темную сторону. Она наслаждалась каждым ощущением, приятным и неловким, которое он вызывал в ней, пока под конец не отдалась ему полностью.
Он помог ей миновать стыд, заставил ее не только подчиниться, но и признать свой голод. Мужественный, он заставил чувствовать ее не только живой и сильной, но и боящейся показать то, чего она жаждет. Он требовал. Она подчинялась, едва осознав момент, когда его крупное тело перестало двигаться. Она знала только – и в ее собственном неожиданном взрыве наслаждения, в ее освобождении, – что дрожь его плеч, жар глубоко у нее внутри от его семени означали, что он достиг пика. А в тот момент, когда она испугалась, что всему этому есть только одна причина – похоть, он, не теряя времени, заверил ее в обратном.