— Проделки Калатина мне ведомы. Эмергин поверит мне.
Гейнор в ответ только рассмеялся. Смех его больно резанул Корума по сердцу.
Четверка героев медленно ехала к центру Крэг-Дона. Они видели раненых и мертвых, беснующихся и плачущих, ослепших и изнемогших. В самом центре Крэг-Дона стояло несколько палаток; у костров сидели люди в измятых латах и изодранных одеяниях. Они ждали смерти.
Хрупкий Эмергин гордо стоял возле каменного алтаря Крэг-Дона. Корум вспомнил о том, что некогда он возлагал его одетое в овчину тело на эти камни. Одетая в перчатку рука Эмергина лежала на алтарном камне; Великий Друид смотрел на приближающуюся к нему четверку. Он молчал; лицо его было мрачно.
Из-за спины Верховного Правителя появилась и другая фигура — женщина, чьи огненно-рыжие волосы были разметаны по плечам. Голова ее была увенчана короной; одета женщина была в длинную кольчугу, что доходила ей до пят, поверх кольчуги была наброшена меховая накидка. Зеленые глаза смотрели на Корума с презрением и ненавистью. Это была Медбх.
Корум двинулся к ней, пробормотав:
— Медбх, я привел…
Отшатнувшись от него, она взялась за рукоять своего меча. Голос ее был холоднее тумана Фой Мьёр.
— Маннах мертв. Отныне я Королева Медбх. Я — королева Медбх, правительница народа Туха-на-Кремм Кройх. Под покровительством нашего Верховного Правителя Эмергина я предводительствую всеми мабденами, оставшимися в живых после твоего гнусного предательства.
— Я не предавал вас, — ответил Корум. — Вы обмануты Калатином.
— Но ведь мы видели тебя, Корум, — тихо произнес Эмергин.
— Вы видели оборотня — Караха, сотворенного Калатином именно для того, чтобы ввести вас в заблуждение.
— Он говорит правду, Эмергин, — сказал Ильбрик. — Все мы видели этого самого Караха на Инис-Скайте.
Эмергин поднес руку к виску. Было видно, что даже это движение далось ему с трудом. Он вздохнул.
— В таких случаях мабдены устраивают суд.
— Суд? — усмехнулась Медбх. — Это в такое-то время? — Она отвернулась от Корума. — Его вина уже доказана. Он лжет так нагло, словно считает нас тупыми животными.
— Мы боремся не только за наши жизни, но и за наши законы, королева Медбх, — сказал Эмергин. — Законов этих пока никто не отменял. Нарушить их — значит умереть. Вначале мы должны выслушать этих людей — лишь после этого мы можем признать их виновными или снять с них обвинения.
Медбх раздраженно пожала плечами. Корум едва не потерял сознание. Никогда он не любил Медбх так сильно.
— Я уверена в том, что мы докажем его вину, — сказала она. — Наказание же ему я придумаю сама.
В толпе собравшихся мужчин и женщин едва ли можно было найти хотя бы одного человека, который не нуждался бы в помощи. Изможденные, обмороженные, полуголодные лица взирали на Корума, все они были знакомы ему, но ни в одном он не видел ни тени сострадания. Считая его предателем, люди винили его во всех бедах, приключившихся с ними в Кэр-Ллюде. За седьмым кругом Крэг-Дона кружил туман, слышался гул голосов Фой Мьёр и вой Псов Кереноса.
Суд над Корумом начался.
— Возможно, я ошибся, отправившись на Инис-Скайт, — сказал Корум, — я не отрицаю за собой этой вины. Во всем же остальном я не признаю себя виновным.
Моркан Две Улыбки, отделавшийся в битве при Кэр-Ллюде парой легких ранений, нахмурил брови и принялся теребить свой ус. На его смуглом лице белел шрам.
— Мы видели тебя, — сказал Моркан, — ты скакал бок о бок с Принцем Гейнором, волшебником Калатином и предателем Гоффаноном. Вы возглавляли воинство Братьев Елей, гулегов и Псов Кереноса, выступившее против нас. Я видел, как ты зарубил Гриниона Бык и одну из дочерей Милгана Белого Калин. Я слышал, что именно ты повинен в смерти Фадрак-эт-тэ-Крэг-эт-Лита; он и помыслить не мог, что ты можешь изменить нам…
Хайсак Нагрей-Солнце, помогавший Гоффанону ковать меч Корума, был тяжело ранен в левую ногу и потому опирался на алтарь. Он злобно проревел:
— Я видел, как ты убивал наших людей. Мы все видели это.
— Поверьте — это был не я, — настаивал на своем Корум. — Мы пришли помочь вам. Все это время мы были на Инис-Скайте, колдовские чары заставили нас поверить в то, что прошло всего несколько часов, когда на деле мы провели там несколько месяцев…
Медбх зло засмеялась.
— Не надо рассказывать сказки? Неужели ты думаешь, что мы поверим этому вздору?
Корум обратился к Хайсаку Нагрей-Солнце:
— Хайсак, помнишь ли ты меч того, кого вы принимаете за меня? Это он?
Он вынул из ножен свой серебристый клинок, излучавший странное сияние.
— Это он, Хайсак? Хайсак замотал головой.
— Конечно, нет. Этот меч я бы узнал сразу. Разве я не был тогда на кургане?
— Был. Неужели я не воспользовался бы им в бою?
— Может, ты и прав, — согласился Хайсак.
— Смотри! — Корум поднял свою серебристую руку. — Скажи мне, что это за металл?
— Разумеется, серебро.
— Верно! Серебро! А теперь скажи мне, из серебра ли была сделана рука Караха?
— Теперь я припоминаю, — нахмурился Эмергин, — что на серебряную та рука вряд ли походила.
— Оборотни боятся серебра! — воскликнул Ильбрик. — Это всем известно!
— Вы хотите запутать нас, — сказала Медбх, хотя в голосе ее уже не чувствовалось былой уверенности.
— Тогда скажи нам, где же этот оборотень? — спросил Моркан Две Улыбки. Стоило ему исчезнуть, как появился ты. Если бы мы увидели вас вместе, нам было бы легче поверить тебе.
— Хозяин Караха мертв, — сказал Корум. — Его сразил Гоффанон. Карах унес Калатина на дно моря. С тех пор мы их не видели. Как видите, мы уже боролись с этим оборотнем.
Корум обвел взглядом изможденные лица людей и увидел, что выражение их стало меняться. Теперь они готовы были слушать его.
— Зачем же вы вернулись сюда? — спросила Медбх, откинув назад свои длинные рыжие косы. — Ведь вы знали, что наше положение безнадежно.
— Ты хочешь понять, какую выгоду мы преследовали, помогая вам? — спросил Джерри-а-Конель. Хайсак указал пальцем на Джерри.
— Я видел тебя рядом с Калатином. Единственный, кто открыто не сотрудничал с неприятелем, это Ильбрик.
— Мы вернулись потому, — сказал Корум, — что достигли цели нашего похода. Помощь нам будет оказана.
— Помощь? — Эмергин вопросительно посмотрел на Корума. — Та помощь, о которой мы говорили?
— Да, именно она. — Корум показал на черно-белого кота и позолоченный ларец. — Вот она.
— Я представлял себе это как-то иначе…