Я помню тот Гондорский порт
И рев олефантов угрюмый.
Как мы поднимались на пирс,
Оставив холодные трюмы.
Там с нами сидел Арагорн,
Что нас подписал на мокруху.
А мы в его темных делах
Не шарим ни рылом, ни ухом.
Над полем спускался туман,
Кружилась назгульская стая.
Лежал Минас-Тирит вдали,
Столица Гондорского края.
Мы орков душили шутя,
Обняв их, как родные братья.
Ревел Саурон, как дитя,
И слал нам глухие проклятья.
«Будь проклят ты, Осгилиат!» —
Кричали в тоске урук-хаи.
Сойдешь поневоле с ума —
Их били почище Мамая!
Пятьсот олефантов бегут,
Несчастные, дикие звери...
Их родина где-то вдали,
Где водятся львы и олени.
Нас жены и дети не ждут,
Хотя ждать всегда обещают.
Встречать они нас не придут,
А если придут – не узнают!
Я помню тот Гондорский порт,
И мертвые трупы назгулов.
Хихикал тогда Арагорн —
Врагов как лохов обманул он...
Громыко засмеялся:
– Во дают!
– Это армия мертвых, – почему-то тихим голосом сказал Митя. – Я про таких раньше и не слышал...
Вернувшись к своим, они застали Яну, Торлецкого и Илью весело хохочущими в компании тех самых мохноногих хоббитов.
– Митька! Ник-Кузич! Ну-где-вы-ш-стаете! Тут-т-кой-ш-нсон! – Яна повернулась к ближайшему хоббиту: – А на-бис-сл-або?
– Легко! – хоббит повернулся к своим, махнул рукой, и вся хоббитянская братия, разбившись по голосам, грянула на мотив «Братки Вани»:
Братка Мерри, идти не могу.
Я ногой зацепился за сук.
Мне в еще только рану в боку —
И тогда вообще – каюк!
И зачем на рожон было лезть,
Жизнь сто раз за Кольцо отдавать?
Братка Мерри, оставь меня здесь,
Буду тут я лежать-помирать...
– Говорить такого не смей!
Мы пять лиг всего чапаем!
Что, устал уже, Перегрин?
Шевели давай лапами!
Я травы нарвал – покури.
Вот Валарам молюсь за нас.
Потерпи, Перегрин, потерпи,
Добредем как-нибудь, Гэндальф даст...
– Мне глядеть на тебя смешно!
А трава вся пробитая...
У Валаров небось дел полно,
Чтоб возиться с хоббитами.
Ну, а если они слышат нас,
Передай мысль заветную:
Пусть пошлют они нам тотчас
Эльфов рати несметные.
– Ты словами так не шали,
Эльфов нам ни к чему приплетать...
Мы с тобой пол-Фангорна прошли,
Где же энты, едрена мать?!
Завтра утром, с восходом зари
Наберемся мы силушки.
Потерпи, Перегрин, потерпи,
Потерпи, Перегринушка!
Так, с песнями и прибаутками, ролевики вскоре дошагали до Ивановой росстани.
– Палатки ставить ближе к лес-у-у! – зычно закричал кто-то из устроителей, и сейчас же все начали передавать это распоряжение по цепочке:
– К лесу ближе ставить, слыхал? К лесу!
Выплеснувшись с узкой дороги на огромную заснеженную проплешину, ролевики привычно и неожиданно умело занялись обустройством походного лагеря.
Словно по волшебству, в разных концах луговины начали возникать разноцветные островерхие палатки и шатры. В лесу стоял треск и хруст – там шла заготовка дров. Вскоре вспыхнули первые костры, и кашевары принялись поспешно набивать в котлы и чайники снег.
– Набольших, вожаков, князей и старшин – к шатру наставников! – вновь раскатилось по лагерю многократно переданное по цепочке распоряжение.
Сыскари топтались на самом краю пустоши, возле леса. Никому не было до них дела. Шумный, на первый взгляд хаотичный, но подчиненный своим, непонятным чужакам законам, кипел поодаль лагерь ролевиков.
– Ну все, нам тут больше делать нечего, – решительно сообщил Громыко. – Я так понимаю, место, что Митяй вычислил, – это и есть Иванова росстань. Вот она, перед нами. Но ни хрена тут не нароешь, когда такой табун пасется...
– Да это просто подляна какая-то! – поддержал майора Илья. – Как нарочно!
– А-м-жет – н-рочно? – предположила Яна и повернулась к графу, – Ф-др-Ан-толич! Что-ск-жете?
Торлецкий в задумчивости потер ладони, не спеша оглядел окрестности...
– Анатольич, не томи! – не выдержал Громыко.
– Терпение, Николай Кузьмич, терпение... Я никак не могу понять... Тут, где-то совсем рядом, определенно что-то есть, но вот что? Я с таким еще не сталкивался... Это похоже... Черт меня возьми, господа, это похоже на сквозняк! Да, да! Именно – сквозняк. Как будто дует из неплотно закрытого окна.
– А где оно, окно-то это? – Илья начал озираться, словно и впрямь ожидал увидеть между деревьями обыкновенное прямоугольное окно с форточкой.
– Не пойму, никак не пойму... – бормотал граф, водя руками перед собой, – ход? Врата? Нора? Но куда?
– А я замерз! – неожиданно сказал Митя. – Может, пойдем к кострам, а? Интересно же!
– А-как-же-п-уть-во-ина? – насмешливо фыркнула Яна и натянула мальчику вязаную шапочку на нос, – т-рпи, с-мурай!
Терпеть пришлось недолго. Граф неожиданно привстал на цыпочки и, вытянув коричневый палец, указал на три толстые березы, росшие из одного комля у самой опушки:
– Вот она, господа! Видите?! Вышла!
Густые ветки щетинившегося вдоль леса кустарника надежно маскировали собой триединую березу, однако все разглядели, как меж светлых стволов что-то мелькнуло.
– Вперед! Яна, граф, Митька, – обходите слева! – скомандовал Громыко, и сыскари бросились бежать со всех ног, увязая в сугробах.
– Он в лагерь уходит! – крикнул Илья, делая гигантские прыжки.
– Не ссы, возьмем! – процедил Громыко, на удивление быстро проламываясь сквозь голый осинник.
Темная фигурка, маячившая впереди, уже почти добралась до крайних костров, но тут у нее на пути выросла Коваленкова и широко расставила руки: