Все окна небольшого отдела выходили на улицу, даже любопытная Симонова до сих пор не знала, что у Таисии свидания. Считала, она ходит обедать. И одобряла: глупая Таська наконец стала думать о собственном здоровье. Не сидела больше на одном кофе, уткнувшись носом в книгу или монитор, а нормально питалась и гуляла на свежем воздухе.
По счастью, составить компанию Света не предлагала!
Морозов посмеивался над «чудачествами» девушки, но не возражал. Эти «детские игры» возвращали ему молодость, история собственного брака постепенно затягивалась дымкой и уходила в прошлое. Эмоции вдруг перестали быть затертыми, Морозов снова учился радоваться жизни.
Пусть Таисия не разрешала встречать ее у дверей, пусть он до сих пор не знал толком, где она работает, а сама Таисия никогда не интересовалась, кто он и что он, не задала ни одного вопроса о его доходах…
Невероятно, но она вообще не задавала вопросов.
Никогда.
Непрактичность Таисии потрясала. Вячеслав уже не сравнивал ее с Лизой, как делал невольно в первые дни, — между девушками не оказалось ничего общего.
Словно они росли в параллельных мирах. Не совпадали приоритеты, нравственные ценности, отношение к детям и животным, богатым и нищим, здоровым и калекам, деньгам и вещам, книгам и фильмам…
Морозову нравилось осторожно подбрасывать Таисии информацию к размышлению, а потом слушать ее вдумчивые комментарии. Он каждый раз удивлялся нетривиальности ее мышления. При внешней робости Таисия умела отстаивать свое мнение и практически не ссылалась на авторитеты.
Впрочем, нет, ссылалась.
На свою няньку!
Баба Поля наверняка была еще более неординарна, чем воспитанница. Вячеслав сожалел, что не успел с ней познакомиться. Ничуть не сомневался — Таисия стала ТАКОЙ именно благодаря колоритной старухе.
* * *
За несколько недель девушка узнала свой город лучше, чем за всю жизнь. Вячеслав возил ее обедать в кафе и рестораны, Таисия во время поездок прилипала к окну, жадно рассматривая улицы и людей, будто впервые видела. Огромный промышленный город был похож на отдельную страну с мешаниной обычаев, национальностей, вероисповеданий и кухонь.
Таисии внезапно понравилась новая жизнь. Понравилось находиться в круговерти событий. Даже кафе и рестораны — Таисия раньше ненавидела их! — теперь нравились.
Вячеслав не диктовал ей, что заказывать. Не заставлял непременно есть фрукты. Не выговаривал за плохой аппетит. Не требовал доесть хотя бы мясо. Не вытаскивал танцевать на глазах у всех, если она была не в настроении. Не обвинял в дикости и неумении общаться. Не перечислял регулярно ее комплексы. Не напоминал о косметике. Спокойно принял ее манеру одеваться…
Вячеслав просто наблюдал за ней. Наблюдал, как за диковинной птицей, случайно оказавшейся у него в саду. Неназойливо и с интересом.
Девушка постоянно ловила на себе его вдумчивый взгляд, частенько — бесстрастный, почти всегда спокойный и доброжелательный.
Таисии легко дышалось рядом с Вячеславом. И она постоянно сравнивала его с Бекасовым.
Ругала себя за это. Ненавидела. И сравнивала. На любую мелочь ее сознание реагировало однотипно: а вот Федор Федорович…
Только сравнения оказывались не в пользу Бекасова.
Всегда.
И все же… все же… Таисия не забывала о нем. Правда, за эти секунды, минуты, часы, недели и месяцы она ни разу не назвала его Федей! Только по фамилии и имени‑отчеству. Таисия держала данное себе слово.
А когда они встречались — Федор Федорович по‑прежнему заглядывал к ней, — держалась корректно и почти не поднимала глаз. Так было легче… сохранять безмятежность.
Таисия редко выходила с Вячеславом вечерами, отговаривалась усталостью после рабочего дня. И в то же время наотрез отказалась перейти в его фирму — и правда, какая разница, где работать экономистом? К тому же Таисия привыкла к коллегам, особенно жаль ей было расставаться с Валерией Степановной.
Несколько раз они с Вячеславом ездили в театры. Дважды — за город на шашлыки. Иногда гуляли в сквере.
Вот уж от кого Таисия была без ума, так это от Суслика — потрясающе милый пес! Внешне грозный и даже страшноватый, на деле — ласковый, как дитя. И редкостный лакомка.
Криволапый горбоносый Суслик отвечал Таисии взаимностью. У нее обязательно в карманах лежало что‑нибудь вкусненькое для него, Суслик мгновенно это усвоил.
К тому же у Таисии были волшебные руки. Хозяин не умел так нежно гладить его по голове, по брюшку или чесать за ухом.
Как ни странно, Вячеслав еще не видел ее квартиру, а Таисия упорно отказывалась зайти к нему на чашку чая или кофе. Хотя не сомневалась ни секунды в его порядочности. Просто… не хотела спешить.
Морозов не настаивал. Он опасался спугнуть эту необычную девушку неосторожным движением, вопросом и даже взглядом. Радовался самому факту ее появления в своей жизни и не желал торопить события.
Ему впервые нравилось в человеке все. И обманчиво неяркая внешность, и манеры, и внутренний мир — ни на что не похожий, мучительно заманчивый…
Вячеслава не раздражали рассеянность Таисии, ее внезапная задумчивость, ответы невпопад и оторванность от реальной жизни.
Он спокойно принял ее заботу о маленьких беспризорниках и наивные рассуждения — опять баба Поля! — что непременно нужно делиться с ближними. Стыдно не замечать голодных детей, а самой есть досыта; стыдно иметь забитый одеждой шкаф, когда кто‑то рядом ходит полуголым…
И ладно бы взрослые, способные позаботиться о себе, а то ведь дети!
Морозов не пытался с ней спорить. Он просто вмешался по‑своему в жизнь Романа и его младшей сестры. Побывал как‑то вечером у них дома, посмотрел на пьяное чучело, бывшее по какому‑то недоразумению отцом, поговорил с соседями…
И уже на следующий день отправил мужика в частную клинику, где тот наконец протрезвел впервые со смерти жены. А потом показал видеофильм минут на сорок, чтобы этот кретин полюбовался, до чего довел собственных детей — грязные, вечно голодные, никому не нужные, превратившиеся в жалких побирушек…
Вот интересно, каково ТАМ его любимой жене, ведь это и ЕЕ дети, разве он об этом забыл? Таисия, например, искренне верила, что бедная женщина все видит…
Морозов не ошибся, лекарство оказалось сильнодействующим: у мужика глаза побелели от ужаса, когда он осознал, что натворил.
Дальнейшее оказалось просто: оставалось чуть помочь ему. В долг, разумеется, в долг, и только ради детей, иначе…
Иван Корякин, отец Ромки и Катеньки, на удивление, не пропил и не забыл окончательно такие понятия, как гордость и человеческое достоинство.
Корякин провел по требованию врачей три недели в больнице. На это время Морозов поместил ошеломленных переменами детей в соседскую семью, хорошо заплатив за их содержание.