— Возможно, вы могли бы спасти его, — заметила Берта.
Долли Корниш улыбнулась, и это сказало больше, чем слова.
— Хорошо, — произнесла Берта. — Вы облегчили душу, высказав все. Теперь поговорим о миссис Белдер.
— В среду утром она позвонила мне. Она даже не дала мне вставить ни одного слова. Было похоже, что она заранее хорошо продумала, если не выучила свою речь. Она сказала: «Я все о. вас знаю, миссис Корниш. Не изворачивайтесь и не пытайтесь лгать. Вы думаете, что можете повернуть назад стрелки часов, но вам это не удастся. Он мой, и я намерена удержать его. Уверяю вас, что могу быть очень опасной, и боюсь, что вы вынуждаете меня принять крайние меры».
— Вы что-нибудь ответили? — спросила Берта, когда Долли Корниш на мгновение замолчала.
— Я пыталась, но я только заикалась и запиналась. Она не обращала на меня никакого внимания. Она подождала только секунду, переводя дыхание, продолжила, и слова ее ужаснули. Она сказала: «Я не из тех женщин, которые останавливаются на полпути. В моем доме жила одна девица, которая за моей спиной пыталась строить глазки моему мужу. Спросите ее, что случается с людьми, которые думают, что могут пускать мне пыль в глаза».
Губы Долли Корниш слегка задрожали, потом плотно сжались.
— И это все? — спросила Берта.
— Еще был дикий, полуистеричный, враждебный хохот. Вы не можете себе представить. Это надо слышать.
— Кто повесил трубку — вы или она? — перебила Берта.
— Она.
— И что после?
— Я была настолько шокирована, что сначала не могла ничего ни делать, ни думать; потом я все же положила трубку. Меня трясло.
— Если бы вы были настолько невинны, как утверждаете, — сказала Берта, — вы бы не приняли это так близко, к сердцу.
— Поймите, миссис Кул. Я хочу быть с вами честной. Эверетт был моим счастливым шансом. Если бы я осталась с ним, когда мне представлялась возможность, я смогла бы оградить его от вырождения. Я хорошо знала его силу и слабость.
— Почему же вы не сделали этого? — поинтересовалась Берта.
— У меня изменились представления о жизни. С течением лет я поняла, что в этом мире все грызутся, как собаки, и я решила, что должна вернуть себе Эверетта.
Если бы он остался таким же, как был, если бы я увидела, что у него те же стремления… да, я знала, что он женат, но я решила, что верну его.
— А совесть вас не мучает? — спросила Берта.
— Думаю, что мучает.
После нескольких секунд молчания Берта сказала:
— Вы не повторяете точно слов той женщины, а даете их интерпретацию.
— Думаю, что я правильно передала наш разговор. Его точный смысл, который она хотела до меня донести. Он просто врезался мне в память.
Берта Кул хладнокровно взяла еще одну сигарету, закурила, глубоко затянулась и выпустила дым.
— Что случилось с той женщиной?
— Она сказала, чтобы я узнала, что случается с людьми, которые хотят пустить пыль в глаза… а потом я прочла о найденном в погребе теле горничной.
Берта осторожно произнесла:
— Вы почувствовали себя в аду, не так ли?
— Как хорошо мне известно это чувство, — печально призналась Долли Корниш.
Если вы расскажете вашу историю, это будет выглядеть так, как будто вы разбили семейный очаг Белдера и толкнули миссис Белдер на самоубийство, либо… — Берта замолчала, чтобы взглянуть на миссис Корниш пронзительными глазами, в которых светилось обвинение. — Или?
— Или убили ее.
Долли выпрямилась в кресле, на лице у нее было удивление и негодование.
— Миссис Кул, о чем вы говорите?
— Если вы убили ее, вы бы вели себя примерно так же, а если нет, то не обязательно придерживаться дипломатического этикета. Вам стало легче, когда вы узнали, что она мертва?
Долли открыто встретила изучающий взгляд Берты:
— Да.
Берта отвернулась и посмотрела, как дым поднимается с конца сигареты, зажатой между ее пальцев.
— Хотелось бы не слышать всей этой истории, — проговорила она.
— Почему?
— Мне нужно пойти к сержанту Селлерсу, а у меня нет никакого желания идти к нему сейчас.
— Почему?
Берта устало поднялась.
— Придерживаясь жизненной теории вашего друга, Селлерс получает не более двадцати долларов за тонну в пересчете на руду, но каждый раз, как только дела начинают идти в гору, он воображает себя «драгоценной породой».
Берта направилась к двери.
— Во всяком случае, миссис Кул, — произнесла Долли Корниш, — мужчины всего лишь мужчины. Мы должны примириться с их слабостями.
Берта обернулась в дверях и оценивающе оглядела Долли.
— Вы очень мило сыграли этот трагический спектакль, моя дорогая. Я не возражаю, если это только практика, но мне было бы чертовски неприятно, если вы думаете, что я попалась на удочку.
Когда Берта вернулась, в офисе ее ждал Эверетт Белдер. Он вскочил, как только она открыла дверь в приемную, не дав ей времени даже взглянуть на него, и обратился к ней:
— Миссис Кул, я очень виноват перед вами. Я хочу принести вам свои глубокие извинения.
Берта стояла в дверях, с осуждением глядя на него.
— Я не отдавал себе отчета в том, насколько большую услугу вы мне оказали, — поспешно продолжал Белдер. — Сейчас я нахожусь в ужасном положении. Разрешите поговорить с вами.
Берта колебалась.
Белдер, как хороший торговец, пустил в ход единственный аргумент, который мог бы сдвинуть дело с мертвой точки.
— Меня не волнует, сколько это будет стоить, — сказал он. — Я согласен заплатить любую сумму.
Берта направилась к двери кабинета:
— Входите. Элси спросила:
— Что-нибудь нужно, миссис Кул?
Берта посмотрела на часы и сказала с некоторым удивлением:
— Сегодня суббота и скоро вечер. Нет, Элси, полагаю, что ты мне больше не понадобишься. Можешь идти. — Она повернулась к Белдеру, приглашая его войти.
В кабинете Белдер в изнеможении опустился в кресло.