Впрочем, ему было не до поселковых сплетен. Беспокоило другое. К концу первой недели жизни с Розой Илья уже был окончательно уверен: рано или поздно он рехнется от этого веретена в юбке. Теперь он уже не удивлялся тому, что Роза не хочет жить с цыганами: ни один табор, ни одна цыганская семья ее долго не выдержали бы. Среди цыган крепки были старые законы, и над замужней женщиной всегда стояло множество хозяев, начиная с мужа и кончая всей его родней. А Роза предпочитала жить как вздумается, говорить что хочется и ходить куда ноги понесут. Сначала Илья спорил:
– Что-то ты не то вздумала… Как цыгане без цыган? Всегда вместе жили, друг за дружку держались, помогали один другому… Кругом гаджэ, а ты хочешь без табора жить!
– Живу же десять лет – и ничего! – фыркала Роза. – И что тебе гаджэ?! Такие же сволочи, как и цыгане твои, из такого же навоза слеплены! Мне и с теми, и с теми слава богу живется. А начальства мне над собой не нужно, непривычная.
Это Илья уже успел заметить. Сначала он думал, что, живя с Розой, будет считаться ее мужем – как всегда было у цыган. Но бессовестная Чачанка вела себя так, словно в жизни ее с появлением Ильи ничего не изменилось. По-прежнему с утра она уплывала на своей шаланде в море – одна или с Митькой. Когда же Илья приказал: «Хватит в море плавать, не бабье дело!» – она изумленно посмотрела на него, ничего не ответила… а на следующее утро как ни в чем не бывало уплыла снова и вернулась лишь к полудню. Илья, дожидавшийся на берегу, рявкнул было на нее, но Роза лениво сказала: «Заткнись», кряхтя, вскинула на плечо корзину с бычками и пошла в город. Подобное Илья видел впервые, даже Маргитка не осмеливалась разговаривать с ним так. Целый день он провел в размышлениях: что теперь делать? Продолжать жить с бабой, которая в грош тебя не ставит, или уходить? Так ничего и не придумав, Илья заснул на кровати, проснулся среди ночи и обнаружил, что Розы рядом нет. Немедленно предположив самое страшное – свалилась, чертова кукла, в море, – Илья кое-как оделся и вылетел ее искать.
Далеко ходить ему не пришлось. Роза обнаружилась на другой половине дома, в трактире, где под завывания еврейской скрипки, трубы Лазаря, стук ног и дикое ржание всех собравшихся училась у пьяных греков-контрабандистов танцевать танец «каламасьяно». Увидев мрачного и заспанного Илью, она заулыбалась, помахала рукой, призывая его в круг, и от этого у Ильи лопнуло терпение. Растолкав греков, он схватил Розу за руку, потащил из трактира в заднюю комнату, там швырнул ее на кровать, захлопнул дверь и заорал:
– Совсем, шалава, ополоумела?! Я тебя научу, как…
Закончить Илья не успел, потому что в ту же минуту в голову ему полетел тяжелый граненый стакан. Случайно или намеренно, Роза не попала в него, стакан разбился о стену, на Илью посыпались осколки. Роза встала с кровати, сжимая в руке длинный гвоздь. Негромко предупредила:
– Не доводи до греха.
Илья все-таки шагнул к ней – и тут же оказался на полу от неожиданно сильного толчка в грудь. Вскочил, бросился снова – и снова полетел на пол. Сел. Отдышался. Пряча глаза, стряхнул с волос стеклянную крошку. Проворчал:
– Как ты это делаешь?..
– С китайчонком в Шанхае жила, научил.
Роза, не глядя на него, веником сгребала в кучу осколки стакана. Неиспользованный гвоздь лежал на столе. Илья ошарашенно смотрел на него. Думал – неужели ударила бы?
– Надоела ты мне, – спустя минуту сумел сказать он.
– Ты мне тоже надоел.
– Уйду, коли так.
– Ну и отгребай!
Илья встал и вышел из дома.
Сидя на заднем дворе трактира, под грецким орехом, и глядя в темное, усыпанное звездами небо, он вертел в губах соломинку и думал о том, что «отгребать» ему, в общем-то, некуда. Свой дом Илья за бесценок продал греку Спиро, оставив за собой лишь конюшню: продать лошадей оказалось выше его сил.
«Ну и плевать. Не цыган я, что ли? – думал он. – Завтра заберу коней и – прочь из города. Пусть живет как знает, дура…» В глубине души Илье было стыдно. И поэтому он вздохнул с облегчением, когда полчаса спустя рядом раздались знакомые быстрые шаги.
– И заночуешь здесь? – поинтересовалась Роза.
– А тебе что?
– Ничего. Спи на здоровье. Половик вынести?
– Отстань.
Рассмеявшись, Роза села рядом, положила голову на плечо Ильи – и он не сумел уже оттолкнуть ее.
– Не сердись на меня, морэ, – помолчав, сказала она. – Я привыкла так жить, на четвертом десятке переучиваться не стану.
– И я не стану… на пятом, – огрызнулся он.
– И не надо, – в темноте не видно было, серьезна Чачанка или шутит. – Ты просто не думай, что я цыганка. Забудь. Думай, что с гаджэ живешь, и не мучайся.
– Нет, я так жить не смогу, – искренне сказал Илья.
– А ты попробуй! – Роза негромко рассмеялась, из темноты блеснули зубы. – Откуси, морэ. Авось понравится! А если нет – вот бог, а вот порог!
Он молчал. И, когда Роза встала и протянула ему руку, поднялся и пошел следом за ней. Наутро оба делали вид, что ночной ссоры не было и в помине. Больше Илья не пытался поднять руку на Розу: снова испытать на себе китайские штучки ему не хотелось. И Роза жила как раньше: ходила в море, болталась по конному рынку, плясала до изнеможения в трактире – и думать ни о чем не думала.
Иногда Илья расспрашивал Розу о подробностях ее прежней жизни. Ему было в самом деле интересно, никогда прежде он не встречал цыганки, которая сама, по доброй воле, ушла из табора, из своей семьи и жила среди чужих. Сначала Роза отмахивалась: «Отвяжись, не твое дело!» Потом посмеивалась: «Нашел сказочницу…» Потом привыкла и уже сама охотно рассказывала о своих приключениях.
Чачанке пришлось немало помотаться по свету, она бывала в таких местах, о которых Илья, сам всю молодость проведший в кочевье, знал только понаслышке. От Розы он услышал о ледяных вершинах Кавказа, темных и сырых ущельях, гремящих вниз по скалам камнях, о диких и гордых людях, злых, выносливых лошадях, древних соборах на площади Тифлиса. Еще Роза рассказывала о соленом, зеленом Каспийском море, бескрайних песках, белом солнце, от жара которого плавилась смола на колесах кибитки, колючих саксаулах и маленьких черных змеях, о волшебных замках в пустыне, то появляющихся, то тающих перед глазами путников. И холодные заливы, огромные валуны, поросшие белым мхом, сосны в три обхвата, сухой мелкий песок, листья кувшинок на черной воде, блеклое небо северных стран вставали перед Ильей, словно увиденные наяву. И шанхайские грязные, покрытые желтой пылью улочки оживали от слов Розы, заполняясь смешными маленькими людьми, умеющими драться так, что в одиночку могли уложить десяток противников.
– С чего он тебя учить этому взялся, китаец твой?! – поражался Илья. – Бабе это зачем?!
– Он не хотел, я долго упрашивала. Молодая была совсем, интересно было… Да и попробуй покочуй одна! Всяк обидеть может, а так я раз взвод полиции в Тамбове разметала! Это еще что, а мой Люйчик пяткой каменные стены пробивал, даром что самого под мышкой носить можно было!