Он вновь сунул аппарат в ворох тряпок, опустил воротник пальто, прикрывавший почти все лицо, глянул на меня, и я вздрогнул. Парню было лет семнадцать. Над губой и на щеках у него виднелись темно-синие островки небритой кожи. Санька был карлик или лилипут, не знаю, как правильно называются люди крохотного роста, рождающиеся у нормальных родителей.
— Забирай, — велел он, пиная девочку.
Клочкастая шубка зашевелилась и села. Внутри слишком большой дохи виднелось бледное личико с огромными синяками под глазами.
— Ну, — поторопил меня Санька, — чего стоишь-то? Бери, пока даю.
Я протянул руку. Санька со всего размаха отвесил Лизе подзатыльник. Но девочка не заплакала и не захныкала, проворно вскочила на ножки и схватила меня за ладонь. Я повернулся и двинулся вверх по ступенькам.
— Эй, погодь, — крикнул Санька.
— Что тебе? Деньги я уже отдал, — обернулся я.
— Завтрева сюда приведешь, — пояснил Санька, — не домой. Мы тута до ночи просидим, праздник будет, народ хорошо подает.
— Кого привести? — удивился я.
— Ково, ково, — передразнил карлик, — ясное дело, английскую королеву.
— Прости, но я не понимаю.
— …, — выругался Санька, — ну ты, блин, прямо герцог! Лизку, конечно.
— Но зачем я должен ее возвращать? — изумился я до крайности. — Деньги Татьяне отдал, и все.
— Ты че? — двинулся ко мне Санька, — …, да? За пятьсот рублёв решил навсегда купить? Положь девку на место! Сеструха, ежели ее совсем продавать, дороже будет! Меньше чем за штуку баксов не отдадим, хитрый больно!
— Подожди, что за ерунду говоришь? Лиза племянница Леры Есиной. Девушка отдавала девочку твоей матери как няньке. Лиза никак не может быть твоей сестрой! Я понимаю, что произвел на тебя неблагоприятное впечатление, но смею заверить, я не такой дурак, как тебе кажется!
Санька сипло заржал и поднялся по ступенькам. Его порочное личико с крысиными чертами оказалось на уровне моих колен.
— Это кто вам про племянницу насвистел? — ухмыльнулся он. — Лерка? Ну, блин! Хохмачка! Да она Лизку напрокат брала! Ее к нам Степка привел!
— Кого? — спросил я, чувствуя легкое головокружение. — Кто привел? Куда? Зачем?
— Лерку, — вполне миролюбиво пояснил карлик, — он с ней трахался, пока в армию не ушел. Лерка сначала расстраивалась, а потом Лизку брать стала, за пятьсот рублей в день, ежели на сутки, то дороже, но она ее завсегда к ночи приводила.
Я посмотрел на крохотулечную девочку, безучастно сидевшую на ступеньках, потом вытащил кошелек и помахал им перед носом парня.
— Если ответишь на мои вопросы, заплачу.
— Сто баксов, — не растерялся карлик. — А вы Лерке кто?
— Жених, — ответил я. — Она велела забрать свою племянницу у няни, адрес дала.
Санька радостно засмеялся, очевидно, его очень обрадовала перспектива сделать Лере пакость.
— Ой, цирк, — хрюкнул он, — вот что, пошли к Ахмету в шашлычную, там и потолкуем.
Договорив фразу, он пнул Лизу.
— Эй, не дрыхать, ступай вниз.
Несчастное создание, даже не ойкнув, поползло опять к картонке. Я перехватил девочку.
— Подожди, раз я заплатил, она моя. Пусть пойдет с нами в кафе. Ты когда ее кормил в последний раз?
— Утром, — пожал плечами Санька, — она завсегда в десять жрет, и все, зачем больше-то? Маленькая ищо.
Я подхватил девочку, и мы пошли в забегаловку.
Несмотря на поздний час, в шалмане было полно народу, в основном бомжи и нищие, отмечавшие очередной прошедший день. Мы уселись на пластмассовые стулья, и Санька деловито сказал:
— Я заказываю, ты платишь.
Пришлось подчиниться. Вместо того чтобы отдубасить мерзкого карлика, я купил ему жареную курицу, картофель фри и пиво. Такой же набор, только без спиртного, получила и девочка. Впрочем, она не обрадовалась, просто принялась молча отщипывать грязными пальцами курятину. Бройлер издавал замечательный аромат. Я вспомнил блюдо с морковкой, поданное Леной, почувствовал в желудке голодные спазмы и заказал и себе цыпленка.
— Значит, так, — обсасывая нежные косточки, сообщил Санька, — дурит тебе Лерка голову, она мастерица по этой части, шалава и б…. Степка от нее натерпелся!
— Ты лучше по порядку, — попросил я.
Парень вытер жирные губы кулаком, хлебнул пива, вытащил из кармана пачку «Мальборо» и сказал:
— Ну слушай.
У Татьяны Ороевой семеро детей. Впрочем, их было девять, но двое, слава господи, умерли, не дожив до года. Остальные выжили, вопреки всему. И отец, и мать пили горькую. Но наше государство проявляет удивительную терпимость к таким многодетным семьям, поэтому Ороевы, несмотря на асоциальный образ жизни, получили отдельную квартиру в бараке. Старший сын, Степан, невесть где познакомился с Лерой Есиной, разбитной девчонкой, больше всего на свете любящей погулять и поплясать. Девушка стала частенько бывать у Ороевых и превратилась почти в родственницу. Ни Татьяна, ни ее муж не стеснялись «невесты», обсуждали при ней домашние дела. Семья промышляла нищенством. Правда, отец и мать числились дворниками, но на работу выходили редко, только если их вынуждали к этому крайние обстоятельства, например, не было ни копейки на очередную бутылку. Лишь в этом случае Татьяна, кряхтя, брела к ларькам или к супермаркету, предлагая свои услуги по очистке территории. Но такое случалось нечасто. Основной доход в семейную кассу вносили дети. Младшие сидели у входа в метро, стояли возле рынка. Старшие мальчики мыли автомобили, две девочки, тринадцати и пятнадцати лет, не брезговали заниматься проституцией. Естественно, никто из них не ходил в школу. Из детей Ороевых грамотных было только двое: Санька и Степан. Первому, естественно, армия не грозила, а второму забрили лоб спустя две недели после восемнадцатилетия.
Лерка сначала поплакала, но потом быстро утешилась и перестала бывать у «свекрови». Но примерно год назад она появилась в бараке и попросила напрокат Лизу. Зачем ей понадобилась девочка, никто не знал, впрочем, Ороевых не волновало, что станет с ребенком. Пятьсот рублей в день в качестве гонорара их вполне устраивало, судьба Лизы особенно не тревожила, детей много, одним больше, одним меньше.
— И часто она ее брала? — спросил я.
Санька пожал плечами: