– Сеньор секретарь, не следует так вести себя по отношению к просителям. Они, конечно, частенько забывают о приличиях, но это и понятно: в большинстве случаев решается дело о жизни или смерти их ближайших родственников. Итак, девочка...
Секретарь, побелев, задрожал. Ксения, подумав, что генеральный прокурор, похоже, любезный и понимающий и вообще похож на доброго дядюшку, сказала:
– Ваше превосходительство, мое имя – Ксения Самдевятова, я – дочка Федора Самдевятова, который, как вы наверняка знаете, был приговорен к смертной казни...
– Ах! – вырвалось у «богомола». Стекляшка монокля вылетела у него из глаза и закачалась на золотой цепочке. Прокурор насупился и потер шею.
– И что вы хотите от меня, сеньорита? – перебил он Ксению. – Ваш несчастный отец – закоренелый преступник и убийца! И пускай он не нажимал на курок пистолета, однако он спланировал ужасные деяния!
– Но ваше высокопревосходительство, – залепетала Ксения, – быть может, вы изыщете возможность пересмотреть дело и смягчить приговор в отношении моего отца? Я не прошу выпустить его на волю, но его сообщники получили по пятнадцать лет каторги, хотя именно они убили несчастных работников банка, а мой отец, вероятно, спланировавший все это, приговорен к виселице. Это несправедливо!
Прокурор, который слушал Ксению со все возрастающим нетерпением, воскликнул:
– Несправедливо? Как это – несправедливо! Девчонка, да кто вы такая, чтобы учить меня, генерального прокурора республики? Ваш отец, гнусный злодей и подлый изверг, втянул в свои зловещие планы глупых и наивных личностей и возложил на них грязную работу, желая наслаждаться плодами преступлений. И это ему почти что удалось! Он должен понести всю полноту наказания!
– Ваше высокопревосходительство... – Ксения чувствовала, что у нее двоится перед глазами, а в ушах нарастает шум. – Умоляю вас от своего имени и от имени моей матушки, пересмотрите приговор в отношении моего papa! У вас же имеются полномочия! Или попросите господина президента республики...
Генеральный прокурор не дал Ксении завершить тираду и гневно завопил:
– Ваш отец будет казнен, он этого заслуживает! Я сегодня утром окончательно отклонил ходатайство его адвоката и оставил приговор без изменения. Федор Самдевятов будет вздернут на виселице, как это и полагается делать с такими иродами, как он!
Он распрощался с господином статским советником и, топоча лакированными сапогами со шпорами, вернулся в кабинет. На пороге он обернулся и рявкнул:
– Господин секретарь, и прошу впредь избавить меня от подобного рода просителей! Я не хочу, чтобы мне досаждали малолетние дочки матерых убийц!
И со всего размаху захлопнул за собой дверь. Секретарь, словно пробужденный к жизни резким звуком, очнулся от летаргии и подскочил к Ксении.
– Пошла вон, попрошайка! – завизжал он и толкнул Ксению. – Как ты смеешь досаждать его высокопревосходительству! И чтобы ноги твоей здесь больше не было! Убирайся прочь!
Ксения глубоко вздохнула, шум в ушах сделался невыносимым, она уже не различала фигур, все расплылось – она потеряла сознание. В себя она пришла из-за того, что кто-то тормошил ее. Противный секретарь, испугавшись возможных негативных последствий, тряс ее.
– Эй, что с тобой? Ты жива? А, глаза открыла! Ну вот, живо, живо уноси ноги, пока я не позвал полицию и они тебя не арестовали!
Ксения попыталась сесть, но голова продолжала кружиться, а туман перед глазами еще не рассеялся. Голоса доносились до нее, как из-за плотной стены тумана. Значит, никакой надежды нет! Генеральный прокурор не помилует ее отца, и через несколько дней приговор приведут в исполнение! Она все только усугубила!
– Милейший! – услышала она неприятный, скрипящий голос. – Оставьте девочку в покое! Я повторяю, не прикасайтесь к ней, вы, остолоп!
Ксения увидела, как к ней приблизился тайный советник, который недавно разговаривал с прокурором. Он склонился над Ксенией, она почувствовала нежный запах дорогих духов, господин участливо спросил:
– С вами все в порядке, сеньорита?
Ксения выдавила из себя что-то нечленораздельное. Господин помог ей подняться и произнес:
– Моя карета к вашим услугам! Вы не можете в таком состоянии самостоятельно перемещаться по улице! Я отвезу вас, куда вы пожелаете!
Притихший секретарь, который раболепствовал перед «богомолом», помог ему вынести Ксению из приемной. Перед зданием господина тайного советника ожидала черная карета, запряженная шестеркой белых лошадей. Он распахнул дверцу, Ксению бережно опустили на мягкое, обитое темно-зеленым бархатом сиденье. Господин устроился напротив нее, отдал распоряжение кучеру, и карета плавно тронулась в путь.
– Благодарю вас, сеньор, – прошептала Ксения. Она постепенно приходила в себя. Мысли прояснились, шум в ушах исчез.
Тайный советник внимательно наблюдал за ней, его рот был приоткрыт, и девочка могла видеть багровый язык и острые, безупречно белые зубы. Несмотря на то, что он помог ей, «богомол» производил на нее гнетущее и даже отталкивающее впечатление.
– Милочка, я всегда помогаю тем, кто находится в беде, – ответил с тонкой улыбкой «богомол», и его рука легла ей на лоб.
Ксения вздрогнула и инстинктивно попыталась столкнуть ладонь – та была ледяной.
– Большое спасибо, сеньор, мне кажется, что я могу дойти до дома, – прошептала Ксения.
Тайный советник покачал головой, его монокль сверкнул в полутьме, и «богомол» проскрипел:
– О, и не думайте, что я отпущу вас! Вы слишком слабы, чтобы самостоятельно передвигаться по улицам. Предположу, что у вас нет ни кареты, ни кучера, ведь так?
Ксения кивнула. Господин этот казался ей чрезвычайно милым. Он говорил по-испански с непонятным резким акцентом, Ксения решила, что он – голландец или немец.
– Разрешите представиться, сеньорита, меня зовут Иоахим-Людвиг, барон фон Холенброк, – заявил «богомол». – Я – чрезвычайный и полномочный посол его величества императора Австро-Венгерской империи Франца-Иосифа Первого в Республике Коста-Бьянка!
Ксения слабо улыбнулась. Оказывается, ее спаситель – австриец. Барон продолжил:
– Я стал невольным свидетелем вашего разговора с моим старинным другом господином генеральным прокурором...
– Неужели он ваш друг, господин барон? – выпалила Ксения. У нее мелькнула безумная надежда. – О, прошу вас, если вы его так хорошо знаете, то замолвите слово за моего несчастного отца! Я буду вам благодарна до конца жизни! Ради того, чтобы моего papa помиловали, я готова на все!
Барон фон Холенброк тонко усмехнулся и дотронулся длинными белыми пальцами, на одном из которых поблескивал квадратный сапфир, до висков:
– Милое мое дитя, вы, признаюсь, восхитительны! Сколько вам лет?
– Тринадцать, – пробормотала Ксения.