Менион прекрасно понимал их чувства; его собственная беспокойная натура сама постоянно тянула его вслед за принцем, чтобы быть рядом с ним в решающей битве с ордами Повелителя Колдунов. Но сил у него почти не оставалось — он не спал уже без малого двое суток. Напряжение боя перед островом Керн, долгое плавание вниз по Мермидону и цепочка быстро сменяющихся событий, завершившихся освобождением Балинора и его товарищей, пошатнула даже его крепкое здоровье. Слегка пошатываясь, он направился с Ширль в прилежащий к дворцу сад, и тяжело рухнул там на широкую каменную скамью. Девушка молча присела рядом, наблюдая за его лицом; он закрыл глаза и заставил себя расслабиться.
— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Менион. — Ее нежный голос мягко проник сквозь стену усталости. — Тебе хотелось бы сейчас оказаться с ним.
Горец усмехнулся и медленно кивнул. Его затуманенные мысли расплывались.
— Знаешь, тебе надо поспать.
Он опять кивнул и вдруг подумал о Шеа. Где он сейчас? Куда привели юношу его тщетные поиски ускользающего Меча Шаннары? Резким усилием он стряхнул с себя сон и повернулся к Ширль, словно боялся, что она могла исчезнуть. Он валился с ног от усталости, но хотел сейчас поговорить с ней — ему необходимо было поговорить, потому что другой возможности могло уже не быть. Тихо и задумчиво он начал рассказывать ей о себе и Шеа, несвязными отрывками рисуя картину их дружбы, так тесно связывавшей их все эти годы. Он говорил о тех днях, что они провели вместе в холмах Лиха, постепенно переходя к истории их похода в Паранор и поисков Меча. Временами он не мог найти слов, пытаясь наиболее полно осветить глубинный смысл тех представлений о мире, в которых они сходились, и философии, в которой им сойтись не удавалось. Он все говорил и говорил, и Ширль начала понимать, что Менион неосознанно пытается рассказать ей совсем не о Шеа, а о себе. Тогда она остановила его, решительно прикрыв узкой ладонью его губы.
— Он был единственным, кого ты по-настоящему хорошо знал, да? — тихо спросила она. — Он был тебе как брат, и теперь ты чувствуешь себя виноватым из-за того, что с ним случилось?
Менион тоскливо кивнул. — Я сделал для него все, что мог. Если бы я остался с ним в Лихе, это только отсрочило бы неизбежное. Я все это понимаю, но от этого не легче. Я все-таки чувствую какую-то‡ вину‡
— Если он так же знает тебя, как ты его, то сердце объяснит ему твою правоту, где бы он ни был сейчас, — быстро ответила она. — Никто не вправе винить тебя, за эти пять дней ты стал настоящим героем — и я люблю этого героя, Менион Лих.
Менион непонимающе посмотрел на нее, сбитый с толку таким неожиданным заявлением. Смеясь над его замешательством, девушка обняла его и прижалась к его груди, ее рыжие локоны мягкой волной упали ему на лицо. На миг Менион заключил ее в объятия, затем нежно взял за плечи и чуть отстранил от себя, внимательно разглядывая ее лицо. Их глаза встретились.
— Я хотела прямо сказать тебе. Я хотела, чтобы ты знал, Менион. Если мы погибнем‡ У нее вдруг перехватило дыхание, она отвернулась, и тронутый ее словами горец увидел, как по ее щеках медленно стекают слезы. Он протянул руку и быстро стер их, заставив себя беспечно улыбнуться, затем поднялся на ноги, увлекая ее за собой.
— Я прошел огромный, огромный путь, — тихо проговорил он. — Сто раз мне грозила смерть, но я все еще жив. Я видел зло, рожденное в этом мире и в тех мирах, что только снятся людям. Нам уже нечего бояться. Любовь дает людям силы победить смерть. Надо только немного верить. Просто верить, Ширль. Верить в нас.
Она невольно улыбнулась.
— Я верю в тебя, Менион Лих. Только не забудь сам в себя верить.
Горец устало улыбнулся ей, крепко сжимая ее руки. Более прекрасной девушки он не видел никогда, и любил ее больше жизни. Он наклонил голову и нежно поцеловал ее.
— Все будет хорошо, — заверил он ее. — Все образуется.
Еще несколько минут они провели в одиночестве сада, тихо беседуя и рассеянно бродя по узким тропкам, петляющим в теплом ароматном море летних цветов. Но Менион держался на ногах уже из последних сил, и Ширль вскоре поспешила настоять на том, что он немедленно пойдет и выспится, пока еще есть время. Задумчиво улыбаясь, он отправился в свою дворцовую спальню, где, не раздеваясь, рухнул на одну из широких мягких кроватей и мгновенно провалился в глубокий сон без сновидений. Он спал, и день медленно шел на убыль, солнце клонилось к западу и наконец в ослепительном алом зареве исчезло за горизонтом. С наступлением сумерек горец проснулся, отдохнувший, но по-прежнему непонятно обеспокоенный. Он заглянул в комнату к Ширль, и они вместе зашагали по пустынным коридорам дворца Буканнахов в поисках Генделя и братьев-эльфов. Тихий звук их шагов эхом отдавался в длинных холлах, они проходили мимо застывших часовых и темных комнат, лишь на миг задержавшись перед неподвижным, словно мертвым, телом Паланса Буканнаха, вокруг которого суетились врачи с невыразительными лицами. Его состояние не менялось, ослабшее тело и сломленный дух боролись с сокрушительным натиском смерти, медленно и неотвратимо наваливающейся на него. Когда они наконец молча отошли от его изголовья, в темных глазах Ширль вновь стояли слезы.
Уверенный, что его друзья уже направились к городским воротам и ожидают там возвращения принца Каллахорна, Менион оседлал двух лошадей, и они вместе поскакали по Тирсианской дороге. Ночь была прохладная и безоблачная, освещенная серебряным сиянием луны и звезд, и очертания городских башен ясно выделялись на фоне неба. Лошади выехали на Сендикский мост, и Менион ощутил, как его разгоряченное лицо нежными волнами гладит прохладный ночной ветерок. На Тирсианской дороге стояла необычная тишина, улицы были пустынны, а в выходящих на дорогу домах хоть и горел свет, но не звучало ни смеха, ни застольных бесед. На осажденный город опустилось ощутимое безмолвие, мрачное запустение, висящее над домами и ожидающее сражения и смерти. Двое взволнованных всадников ехали в этой зловещей тишине, пытаясь найти успокоение в красоте звездного неба, обещающего земным народам тысячи различных завтра. Вдалеке чернела громадная Внешняя Стена, на ее парапете горели сотни огней, освещая солдатам Тирсиса путь домой. Их нет уже долго, подумал про себя Менион. Но возможно, им удалось больше, чем кто-либо мог надеяться. Возможно, они удержали Мермидон, выстояли под натиском орд Севера‡ Несколько минут спустя они оказались перед исполинскими воротами в городской стене. В казармах Легиона кипела деятельность, гарнизон лихорадочно готовился к предстоящему сражению. На каждом углу стояли солдаты, и только после долгих объяснений Мениону с Ширль удалось подняться на вершину широкой стены, где их тепло встретил Янус Сенпре. Молодой командир провел здесь весь день с самого отъезда Балинора, беспрестанно всматриваясь вдаль, и сейчас на его худом лице лежала печать усталости и волнения. Вскоре из темноты появились Дарин с Генделем и поспешили к ним, а затем к ним присоединился и бродивший где-то Даэль. Они молча стояли и смотрели во мрак, скрывающий на севере Мермидон и войска Граничного Легиона. Свежий ночной ветер доносил издалека еле слышные крики и шум сражения.