Далее доктор объяснил (в противоположность тому, что утверждал ночью Гэйб), что иногда, если человек спит не очень хорошо, случаются настолько живые сны о каких-то муках, что люди чувствуют самую настоящую боль. Но ведь на ногах Лорен нет никаких рубцов или синяков, нет даже легкого покраснения, так что все это, безусловно, было пережито лишь во сне, правда в очень страшном. Если подобные сны будут повторяться, он мог бы порекомендовать отличного детского психоаналитика.
Эва пообещала принять это к сведению, на случай если сон действительно повторится.
Они уехали из медицинского центра около одиннадцати утра, и Гэйб позвонил в офис компании в Илфракомбе по сотовому (в Меррибридже мобильники прекрасно работали), предупреждая, что появится чуть позже. Лорен осталась в школе, после того как Эва переговорила с директором, мистером Хоркинсом. А сами они отправились в Крикли-холл.
Но, добравшись до дома, они увидели, что на парковочной площадке у моста стоит патрульная полицейская машина.
* * *
Полицейский в форме ждал у крыльца, входная дверь за его спиной была широко открыта.
— Мистер и миссис Калег? — спросил офицер, когда Гэйб и Эва подошли ближе.
— Что тут происходит? — спросил Гэйб, встревоженно нахмурившись.
— Вы мистер Калег?
Гэйб кивнул:
— Да, а это моя жена, Эва.
Полицейский достал из нагрудного кармана маленькую записную книжку и открыл ее.
— Ваше полное имя, сэр?
— Габриэль Калег.
— Габриэль?
— Габриэль.
Полицейский что-то нацарапал в своей книжке.
— Не будете ли вы так любезны объяснить, что вы тут делаете? — спросил Гэйб.
— Тут до меня много наших было, — сообщил полицейский, делая шаг в сторону. — Я констебль Кенрик. Меня оставили, чтобы я дождался вас, сэр. Можете ли вы сказать, во сколько вы сегодня уехали из дому?
— Да в чем дело?
Эва посмотрела на Гэйба, и в ее глазах вспыхнуло беспокойство.
— Вы не могли бы просто ответить на вопрос? — Полицейский смотрел на Гэйба в упор.
— Примерно в семь тридцать, может, чуть позже, — быстро сказала Эва. — Мы повезли нашу дочь в медицинский центр в Меррибридже.
— Вот эту малышку? — Констебль Кенрик показал на Келли, прятавшуюся за мать. Та в ответ уставилась на полицейского.
— Нет, нашу старшую дочь, Лорен, — уточнила Эва. — А потом, на обратном пути, завезли ее в школу.
— И вы только теперь вернулись? — Вопрос снова был обращен к Гэйбу.
— Ух! Мы уехали от врача около одиннадцати. Отвезли Лорен в среднюю школу Меррибриджа, вы знаете, где это? А потом — сразу сюда.
— Кто еще живет в доме, кроме вашей семьи?
Гэйб был явно озадачен.
— Никого больше, только наша семья. Послушайте, вы можете наконец объяснить, что происходит? И как вы открыли входную дверь?
Констебль снова сверился со своей записной книжкой.
— Ух… да, сэр. Виноват. Внешняя дверь кухни была открыта, когда мы прибыли, хотя у нас и имелся ключ. А входную отперли изнутри.
— Кто это «мы» и откуда у вас взялся ключ от кухонной двери?
— Сержант и двое других офицеров. Мы получили ключ у того, кто уже был в доме. У жалобщика.
— Жалобщик? Черт возьми, прекратите говорить загадками!
— Может, вы позволите мне задать вопрос, сэр?
— Ладно, но кто на что жаловался?
— Лучше разрешите сначала мне, сэр. — В речи констебля совсем не слышалось западного акцента. — А я информирую вас обо всем, касающемся вас, в должном порядке.
Хотя констебль Кенрик и смотрел на Гэйба в упор, его взгляд оставался полностью отстраненным. «У него на губах молоко еще не обсохло, — сердито подумал Гэйб. — Ладно, пусть ему двадцать с небольшим. Молодой и вежливый, но непрошибаемый. Спокойнее!» — посоветовал себе Гэйб. Кенрик, в конце концов, просто делал свое дело, хотя его бдительность слегка раздражала.
— Оставались ли вы в одиночестве на какое-то время в своем доме сегодня утром, мистер Калег? — спросил полицейский.
— Это не мой дом. Мы просто сняли его ненадолго.
— Да, об этом нам сообщили.
— Сообщил кто? — спросила Эва.
— Мать пострадавшей. Мать и подала жалобу.
— Мать пострадавшей? — Гэйб с каждой минутой заинтересовывался все сильнее.
— Она и другая леди — постоянные уборщицы в Крикли-холле. Итак, можем ли мы продолжить?
— Ответ — нет, я не оставался в доме один этим утром Я сообщил вам — мы возили нашу старшую дочь к врачу. — Гэйб не понял, удовлетворен ли полицейский его ответом.
— Вы говорите, дом остался пустым после того, как вы уехали примерно в половине восьмого? Никто больше здесь не проживает — родственник, друг?
Гэйб покачал головой.
— Никто.
Кенрик размышлял мгновение-другое. Потом сказал:
— У кого-нибудь еще есть ключ от дома, кроме вас самих?
— Риелтор… — Гэйб заметил, как недоуменно нахмурился полицейский. — Простите, агент по недвижимости, конечно же, должен иметь ключи. Я полагаю, у уборщиков тоже они должны быть.
— У уборщиц есть ключ только от двери кухни. Именно так и проникла в дом пострадавшая. Девочка украла ключ у матери, ее мать — одна из уборщиц.
— Я не понимаю, что значит «пострадавшая».
Эва вмешалась в разговор:
— Офицер, не пора ли объяснить, в чем дело? Если в наш дом кто-то вторгся, то в таком случае, видимо, пострадавшими являемся мы?
— Я как раз к этому и подхожу, миссис Калег. — Констебль Кенрик спрятал записную книжку в нагрудный карман форменного кителя. — Сегодня рано утром, видимо как раз после того, как вы уехали, двое детей — ну, мальчик, скорее подросток, ему тринадцать или четырнадцать лет и девочка двенадцати лет — заявили, что некий мужчина демонстрировал им свои половые органы в Крикли-холле.
Гэйб и Эва, вытаращив от изумления глаза, переглянулись. Потом Гэйб опять повернулся к Кенрику.
— Что они заявили? — недоверчиво переспросил он.
— Обнаженный мужчина спустился в холл по лестнице и напугал их. Они утверждают, что у него в руках была тонкая палка и этой палкой он бил сам себя.
Одна и та же мысль разом возникла в головах Гэйба и Эвы. Бамбуковая плеть для наказаний. Что ж, вполне возможно: Гэйб накануне убрал ее в кухонный буфет вместе с «Журналом» и фотографией. Но кто забрался в Крикли-холл? Эва внезапно побледнела.
— Эй, — сказал вдруг Гэйб, — погодите-ка секундочку. Ключ ведь наверняка есть еще у одного человека, может быть, далее полный комплект ключей.