Лишь во время самых тяжелых припадков Роз-Мари обвиняла в смерти мужа своего отца дона Клерикуцио. Дон всегда отрицал, что отдал такой приказ, равно как отрицал и то, что резня – дело рук его сыновей и Пиппи. Но, услышав из уст дочери обвинение во второй раз, дон засадил ее в лечебницу на месяц. После этого она только ругалась и молола всякий вздор, но больше никогда не обвиняла его напрямую.
Но в ушах Данте вечно стоял ее шепот. Будучи ребенком, он любил своего деда и верил в его невиновность, но злоумышлял против своих трех дядьев, хотя они всегда относились к нему с нежностью. Особенно пылко он мечтал отомстить Пиппи, и хотя это были лишь детские фантазии, ему казалось, что матери они пришлись бы во благо.
Когда Роз-Мари чувствовала себя нормально, она пеклась об овдовевшем доне Клерикуцио с предельной любовью. Трое ее братьев тоже удостаивались ее сестринской заботы. Но от Пиппи она шарахалась. И поскольку в такие периоды она была настроена столь мило, ей было трудно убедительно выразить злобу. Сам склад ее лица, изгиб рта, ласковые, блестящие карие глаза опровергали ее ненависть. А всю свою ошеломительную жажду любви, которую уже не могла подарить ни одному мужчине, Роз-Мари изливала на своего ребенка Данте. Осыпала его подарками, как и его дед, как и дядья, хотя их мотивы были куда менее чисты, к их любви примешивались укоры совести. В периоды улучшения Роз-Мари никогда не рассказывала Данте эту историю.
Но во время припадков она сквернословила, сыпала проклятьями, даже лицо ее обращалось в уродливую маску гнева. Данте это всегда ставило в тупик. Когда ему было лет семь, в мысли его закралось сомнение.
– А как ты узнала, что это был Пиппи и мои дяди? – спросил он.
Роз– Мари радостно захихикала. Данте она казалась в этот момент ведьмой из сказок.
– Они считают себя ужасно умными, считают, что учли все с этими своими масками, специальной одеждой и шапками. Но знаешь, что они забыли? Пиппи так и не переобул свои бальные туфли. Патентованная кожа и черные бантики. А твои дядюшки всегда, когда они вместе, становятся особым образом. Джорджио впереди, Винсент чуть позади, а Пити справа. Да еще то, как они поглядели на Пиппи, чтобы узнать, не отдаст ли он приказ убить меня. Потому что я узнала их. То, как они заколебались, чуть ли не отпрянули. Но они убили бы меня, непременно убили бы. Мои собственные братья!… – И тут же разрыдалась настолько бурно, что Данте испугался.
Даже будучи маленьким семилетним мальчиком, он попытался утешить ее.
– Дядя Пити никогда не причинил бы тебе вреда. А дедушка убил бы их, если бы они осмелились. – В своем дяде Джорджио и даже дяде Винни он не был так уверен. Но для Пиппи прощения в его детском сердечке не находилось никогда.
Ко времени, когда Данте исполнилось десять, он научился предугадывать припадки матери, и, когда она манила его, чтобы снова поведать историю Сантадио, он быстро уводил ее прочь, в безопасное уединение ее собственной спальни, чтобы дед и дядья ничего не услышали.
А когда Данте возмужал, он был чересчур умен, чтобы позволить ввести себя в заблуждение внешнему благообразию Семьи Клерикуцио. Его злорадная натура насмешника понуждала его выказывать деду и дядьям, что правда ему известна. А еще он чувствовал, что дядья недолюбливают его. Данте было предназначено войти в благополучное общество законопослушных граждан – должно быть, выучив финансовые хитромудрости и заняв место Джорджио. Но Данте подобная участь не импонировала. Однажды он даже подковырнул дядьев заявлением, что подобная сторона жизни Семьи – только для маменькиных сыночков. Джорджио выслушал эту реплику с такой холодностью, что шестнадцатилетний Данте на мгновение устрашился.
– Ладно, тебе это не грозит, – сказал дядя Джорджио. В голосе его прозвучала печаль, едва уловимо подкрашенная нотками гнева.
Когда Данте бросил высшую школу перед самым окончанием, его послали работать в строительную компанию Пити в Бронксе. Будучи прилежным рабочим, Данте вкалывал на стройках вовсю и развил огромные мышцы. Пити ставил его командовать бригадами солдат анклава. Когда Данте достаточно повзрослел, дон провозгласил, что мальчик станет солдатом под командованием Пити.
Дон пришел к этому решению, получил отзыв Джорджио о характере Данте и кое-каких его поступках. Мальчишку обвиняли в изнасиловании миловидной одноклассницы по высшей школе и покушении с перочинным ножиком на другого одноклассника, его ровесника. Он умолял дядьев не говорить деду об этом, и они обещали, но, конечно, тотчас же доложили дону обо всем. От обвинений Данте избавили ценой огромных денежных сумм, не дав делам уйти в суд.
И на протяжении всех юношеских лет его ревность к Кроссу Де Лене все возрастала. Кросс вырос высоким, невероятно красивым юношей, любезным и обаятельным. Все женщины в клане Клерикуцио обожали его, прямо-таки сюсюкали вокруг него. Кузины флиртовали с ним, хотя никогда не уделяли подобного внимания внуку дона. Данте в своих ренессансных шапочках, озорной и насмешливый, невысокий и ужасно мускулистый, просто-напросто пугал этих юных девушек. Данте был чересчур умен, чтобы не заметить этого.
Когда Данте брали в охотничью хижину в Сьерра-Неваде, он больше наслаждался ловлей капканами и силками, чем стрельбой. Когда же он влюбился в одну из кузин, что было совершенно естественно в тесном кружке клана Клерикуцио, то начал домогаться ее чересчур прямолинейно. И еще он был слишком хорошо знаком с дочерьми солдат Клерикуцио, живших в Бронксе. Наконец, Джорджио, игравший роль поучающего и карающего родителя, свел его с владельцем высококлассного нью-йоркского борделя, чтобы малость утихомирить.
Но невероятное любопытство и проницательность Данте сделали его единственным представителем этого поколения Клерикуцио, по-настоящему знавшим, что же представляет из себя Семья на самом деле. Так что в конце концов было принято решение дать ему оперативную выучку.
С течением времени Данте все острее ощущал, как разрастается пропасть, отделяющая его от Семьи. Дон любил его, как всегда, и дал ясно понять, что Данте станет наследником империи, но больше не делился с внуком своими мыслями, больше не оделял его своими откровениями, своими тайными жемчужинками мудрости. А еще дон никогда не поддерживал предложения и соображения Данте по поводу стратегии.
Его дядья – Джорджио, Винсент и Пити – не испытывали к нему столь же теплых чувств, как в детстве. Пити, правду говоря, держался более дружески, но, с другой стороны, именно он и был наставником Данте.
Данте был достаточно умен, чтобы догадываться, что, пожалуй, сам во всем виноват: нечего было выказывать свою осведомленность об уничтожении Сантадио и его отца. Он даже задавал Пити вопросы о Джимми Сантадио, и дядя рассказал ему, как они уважали его отца и как все горевали о его смерти. Дон Клерикуцио и его сыновья понимали, что Данте известна истинная история, что Роз-Мари в своих припадках открыла секрет, но никогда не заговаривали об этом. Никогда не признавали. Желая отплатить хоть чем-то, они обхаживали Данте, как принца.
Но больше всего на формировании характера Данте сказалась его жалость и любовь к матери. Во время припадков она воспламеняла его ненавистью к Пиппи Де Лене; своего отца и братьев она уже реабилитировала.