Да, я понимаю, эти двое ничего не могли поделать — если только все действительно так, как они рассказывают.
— И много еще таких вот… скаутов? — спрашивает Боджо.
Джорди смотрит на меня, и я прекрасно понимаю, что он думает, но я лишь пожимаю плечами. Я и правда не понимаю, что сообщение о происхождении Саскии прибавит в нашем разговоре на эту тему. Но и так просто оставить это тоже нельзя. Притом что я знаю, каково было Саскии, и вижу, как подозрительно относятся к Сюзи Холли, Рауль и Боджо. Дик все еще сидит на лестнице, привалившись к стене; мне трудно судить о его реакции.
— Они не обязательно враги, — говорю я. Я уверен в том, что говорю, потому что Саския — точно не враг. — Они располагают только той информацией, которую вложил в них дух Вордвуда. Велика вероятность того, что, ознакомившись с картиной во всей ее полноте, они перейдут на нашу сторону. Сюзи это доказала.
Сюзи бросает на меня благодарный взгляд, который заставляет меня чувствовать себя виноватым. Я выражаю ей доверие, которого на самом деле не чувствую, — все мои заключения основаны только на Саскии и на том, что, кажется, они и правда одинакового происхождения.
Но все сразу принимают сказанное мной — удобно считаться специалистом в какой-то области. Хотя со всеми этими трудностями, которые обрушиваются нам на голову и с которыми никто не знает, как справляться, я вовсе не чувствую себя специалистом.
— Что вы можете рассказать нам о Вордвуде? — обращаюсь я к Сюзи. — Известны ли вам какие-нибудь его слабые стороны, которые мы могли бы использовать?
— По правде говоря, я не много знаю о нем, — говорит она. — Это… — она издает нервный смешок, — это действительно странно. Я имею в виду то, что я только что узнала, кто я такая, и что все воспоминания о жизни мне просто вложили в голову. Когда я время от времени задумываюсь об этом, мне кажется, я больна.
— Понимаю вас.
Она наклоняет голову набок и некоторое время изучает меня. Потом говорит:
— Знаете, я думаю, вы, может быть, действительно меня понимаете.
— Так вы можете нам чем-нибудь помочь? — спрашивает Боджо.
Она вздыхает:
— Проблема в том, что, узнав, кто я такая, я обрела и некоторые воспоминания о Вордвуде. Но в них Вордвуд не выглядит столь ужасным местом. Возникает, скорее, впечатление некой умиротворенности и мудрости. Я… — она обводит нас взглядом, — вы, может быть, не поверите мне, но мне не кажется, что дух Вордвуда такой уж плохой. Это вирус виноват. Вместо того чтобы строить планы борьбы с духом, нам следовало бы попытаться вылечить его.
— Есть какие-нибудь идеи? — спрашиваю я.
Она мотает головой:
— И встреча, которая у меня с ним была в квартире Джексона, не очень убедительно подтверждает мою теорию. Но я не могу избавиться от чувства, что та субстанция, с которой я там сегодня встретилась, — это не весь дух. Как будто мудрость и доброта, которую я вспоминаю, когда думаю о своей родине, подавлены этим новым, жестоким и мстительным образом. Как будто дух отложил на время все хорошее в себе, чтобы иметь возможность осуществить месть, не терзаясь угрызениями совести.
Я вспоминаю о рыжеволосой женщине, навещающей меня время от времени, о той, что утверждает, что состоит из фрагментов меня самого, которые мне не нравились в себе в детстве.
— Как тень, — говорю я и излагаю теорию Юнга, не вдаваясь в свой собственный опыт общения с тенью.
Сюзи время от времени кивает, слушая меня.
— Ну разве это так уж невозможно? — спрашивает она, обращаясь к остальным. — Разве такое не могло случиться с духом Вордвуда?
— Что ж, говорят, духи очень похожи на нас, — отвечает Боджо, — но только диапазон их существования шире.
Я поднимаю рюкзак, брошенный у дверей, и вскидываю его себе на спину.
— Попробуем ориентироваться по обстановке, — говорю я. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал, но не вернусь обратно без Саскии и стольких пропавших, скольких мы сможем найти.
Боджо смотрит на нож, который держит в руке. Он достает из своей сумки рубашку. Завернув в нее нож, он прячет его в сумку и встает. Рауль уже ждет нас у портала в стене. Вид у него не слишком счастливый, но, как и у меня, у него там есть некто, без кого он не намерен возвращаться. Не знаю, глупые мы или храбрые. Я просто знаю, что мы должны это сделать.
— Мы тоже идем, — говорит Сюзи.
Я колеблюсь. Но они с Аароном решительно подходят к порталу.
— Я знаю, вы нам не верите, — говорит Аарон. — Мне, по крайней мере. Но я должен это сделать.
Даже странно: его слова прозвучали как эхо того, о чем я подумал минуту назад.
— Воспринимайте нас как оруженосцев, — продолжает он. — Если приходится потерять кого-то по пути, то первыми жертвуют оруженосцами. У вас будет больше шансов добраться самим.
— Ну, если дело обстоит так, тогда я не возражала бы и в самом деле иметь какое-нибудь копье, — говорит Сюзи.
Я смотрю на Боджо и Рауля, но они оба только пожимают плечами, предоставляя решать мне. Я снова поворачиваюсь к Аарону и Сюзи.
— Пойдем, — говорю я им.
Не хочу долгих прощаний. Вообще не хочу думать, что я делаю, куда иду. Итак, коротко машу рукой своему брату, Холли и Дику. Потом поворачиваюсь и прохожу сквозь стену.
Кристиана
У меня такое чувство, что я застряла между плохим и хорошим, что это полуразрушенное здание в Вордвуде стоит на границе, где Небеса встречаются с Адом.
Спирально закрученные нити голубовато-золотистого света, вырывающиеся из безжизненного тела Саскии, освещают небо, как лучи прожекторов, отбрасывают мерцающие отблески на все вокруг. Огни вспыхивают в проволочной почве, горят на металлических низких стенах вокруг нас. Все это создает великолепное сияние, такое чудесное, что пейзаж может сравниться лишь с ландшафтом Волшебных Миров, которые мне приходилось видеть за границами Условного Мира. Но его яркая прелесть резко контрастирует с вирусом, проявляющим себя, например, в виде черных и скользких пиявок, воняющих серой, жженой проволокой и горячим металлом.
Это неправильно. Зачем нас окунули в этот удивительный свет, если вирус все равно сейчас убьет нас!
Эхом моего собственного отчаяния Саския плачет у меня в голове, это долгое болезненное рыдание. Она была втянута обратно в Вордвуд, когда от нее впервые стал исходить такой вот свет, — она снова обрела связь, пусть хоть на несколько кратких секунд, эту давно прерванную связь, которая когда-то соединяла ее с огромной кладовой знаний Вордвуда и его кротким духом. Как будто она вернулась в первые месяцы своей жизни, когда в реальном мире она была еще новенькой, вновь прибывшей, зато одной лишь мыслью могла дотянуться до мудрости Вордвуда.
Ее вопль непроизволен. Она дает мне знать, что вовсе не хотела бы снова стать частью Вордвуда, — крик вырвался у нее инстинктивно, — она не смогла бы отрицать, что сожалеет о том, что прошло.