Сама же Снежана и рассказала об этом Кате, честно признавшись, что она боится связываться с Шалимовой. А вот Андрей Андреевич не побоялся. «Он заступился за меня, потому что я ему симпатична или только потому, что я хорошо работаю?» – вякнул Щенячий голос, но Циничный посоветовал ему не заниматься ерундой и слушать внимательно, что объясняют.
– Получается, что мы обманываем заказчика? – нахмурилась Катя.
– Если называть вещи своими именами, то да.
– И Наталья Ивановна принимает в этом участие?
– Разумеется. Самое непосредственное. Она получит не меньше нашего, если мы выиграем тендер, поэтому после того, как мы подписали с ней контракт о сотрудничестве, помогать нам в ее интересах. А нам и подавно очень выгодно с ней работать. С поддержкой Гольц «Эврика» может брать такие заказы, о которых раньше и мечтать не смела. Кошелев уже строит грандиозные планы по покорению рынка. – Таможенник усмехнулся.
– У нас действительно есть шанс выиграть тендер?
– Угу. И очень неплохой. Конкуренция сильная, но у нас есть одно выгодное отличие. Как ни странно, нам помогает то, что «Эврика» – небольшая фирма.
– Не понимаю, почему.
– Катерина, сейчас вовсю идет разведка. Чем больше информации будет получено о конкуренте, тем больше шансов использовать ее против него. Но Игорь Сергеевич сколотил небольшую команду. Здесь все свои. Я уверен, что никто не будет продавать на сторону наши секреты.
– Кроме меня.
– Что – кроме вас?
– Все свои, кроме меня, – задумчиво повторила Катя. – Алла Прохоровна возмущалась именно поэтому, да? Она считает, что я непроверенный человек?
Она посмотрела в темно-серые глаза за очками и неожиданно для самой себя чуть не ляпнула: «Андрей, снимите их, пожалуйста», но вовремя сдержалась. «Что с тобой? – поинтересовался Циничный голос. – С ума сошла? Может, еще попросить его снять рубашку?»
При мысли о рубашке Катя покраснела и велела грубому голосу заткнуться. Капитошин, наклонив голову, рассматривал ее, и выражение его лица было ей непонятно.
– Наша белогривая Снежана проболталась, – протянул он наконец. – Разумеется. Что думает Шалимова, мне неизвестно. И честно говоря, безразлично. А я думаю, что нам повезло, когда у Кошелева зазвонил телефон и он решил принять вас на работу.
Он помедлил секунду, собираясь добавить что-то еще, но тут стукнула дверь, из кабинета высунулся Юрий Альбертович и позвал:
– Андрей! Занят? Подойди, кое-что надо посмотреть.
– Уже иду, – отозвался Капитошин с чуть заметной досадой в голосе. – Ну ладно. Надеюсь, теперь вам стало понятнее, отчего Игорь Сергеевич так привечает госпожу Гольц и чего мы ждем от тендера.
– Намного, – искренне кивнула Катя. – Спасибо вам большое, Андрей.
Капитошин усмехнулся, кивнул и отошел от ее стола. Катя смотрела ему в спину, удивляясь тому, что спина у Таможенника широкая, словно он много лет подряд занимается в тренажерном зале. «А кажется худощавым. Интересно, как все-таки он выглядит без рубашки?» – мечтательно протянул Щенячий.
Катя с досады чуть не хлопнула ладонью по столу. Мало ей проблем, что ли? Почему она не может выкинуть Капитошина из головы? «Я ничего о нем не знаю. Он мой коллега. И я замужем, черт возьми!»
Однако на то, что о Таможеннике ей ничего не известно, Кате было наплевать. У него была обаятельная улыбка, темно-серые глаза за дорогими тонкими очками, ироничная манера держаться, и он заботился о ней, Кате! Этого было вполне достаточно.
«Он – коллега, – напомнил внутренний голос: – Даже если ты ему нравишься, как тебе кажется – а точнее, как тебе хочется думать, – это ни к чему не приведет. И вспомни об Артуре, пожалуйста. Ты за-му-жем. Повторить?»
– Я замужем, – пробормотала Катя. – Мой муж сидит в чужой квартире взаперти, потому что попал в беду из-за меня. А я думаю о романе с другим.
Ей стало стыдно. Не таким стыдом, который она испытывала, представляя Таможенника раздетым, а другим – горьким, противным. «Гадость какая», – отчетливо сказал внутренний голос с оттенком брезгливости, и Катя покорно согласилась с ним. «Гадость, правда. Я больше не буду», – пообещала она.
Вечером Катя хотела уйти домой пораньше. Ее мучила совесть. Совесть напомнила, что она каждые выходные находит предлог и уезжает из дома, что она отворачивается от мужа, пытающегося приласкать ее, что она чуть не дала ему пощечину, когда он поцеловал ее. «Ты виновата перед ним, – сказала совесть. – Он полностью зависит от тебя. Неудивительно, что иногда он не может сдерживаться и позволяет себе лишнее. Но он твой муж».
Катя собиралась уйти вовремя, чтобы поужинать с семьей и провести вечер с Артуром. Они не проводили вместе… Она задумалась, вспоминая. «Не может быть! За последний месяц мы ни разу не ужинали вместе. Что мы вообще делали вместе последний раз?»
Но уйти вовремя у нее не получилось. Эмма Григорьевна Орлинкова, похожая на разгневанную Афину, потребовала, чтобы Катя помогла ей, потому что Алла Прохоровна занята. И Викуловой пришлось два часа заверять копии для налоговой, слушая рассказы Эммы Григорьевны о жизни.
Возвращалась Катя уже поздним вечером. Выйдя из метро, она накинула капюшон и привычно поежилась. «Кажется, мой пуховик худеет. Из него как будто все перья вылезли. Или что там внутри – пух? Пух разлетелся. Поэтому я постоянно мерзну в нем».
Она проводила тоскливым взглядом забитый трамвай и побрела по тропинке вдоль рельсов, увязая в свежевыпавшем снеге.
Диана Арутюновна докурила сигарету, разогнала дым, все-таки ворвавшийся в кухню, и торопливо закрыла форточку. «Бр-р-р! Холодно».
– Сейчас она придет, а ты куришь, – язвительно заметила Седа, бесшумно подошедшая к матери. – Воняет!
– Что Артур делает? – Диана Арутюровна пропустила замечание дочери мимо ушей.
– Перед телевизором валяется. Что еще он может делать?
– Помоги мне на стол накрыть. Сегодня ужинать вместе будем.
– Ты чего? Все уже поели.
– Значит, еще раз поедим.
Она обернулась к дочери, и та поняла по ее лицу, что спорить с матерью на этот раз бесполезно.
– Чего ты придумала? – брюзжала она, расставляя тарелки. – Праздник хочешь устроить, что ли? Не получится у тебя ничего, и не старайся!
В кухню вошел Артур в майке и трусах, потянулся, повел носом. Диана Арутюновна нежно погладила сына по плечу.
– Иди, Артурчик, иди. Скоро жена твоя придет, переоденься. Поужинаем вместе.
– А переодеваться-то зачем?
– Я сказала, переоденься. – В голосе матери зазвучали стальные нотки, и сын подчинился.