— Пожалуй… Да.
— Интересно, как же так получилось, что он умер, а вы нет?
Она твердо встретила его взгляд:
— Не знаю, что и сказать.
Он молчал добрых десять секунд, но она не отвела глаз. Он кивнул и устремил взгляд на пруд. Его края были затянуты корочкой льда, и она, словно слой воска, окутывала тростник. Скоро пруд покроется льдом до середины. А когда полностью затянется льдом, будет выглядеть так же скучно, как и окружающая его схваченная морозом земля. Человек осторожный обойдет этот участок стороной. Рассеянный или не знающий местности попытается пройти напрямик, провалится под ненадежную, хрупкую поверхность и окажется в гнилой, стоячей воде.
— Какие сейчас у вас отношения с дочерью, миссис Спенс? — спросил он. — Слушается ли она вас после кончины викария?
Миссис Спенс достала перчатки из рукавов пуловера. И сунула в них руки, пошевелив голыми пальцами. Было ясно, что она намерена вернуться к своей работе.
— Мэгги никого не слушает, — ответила она.
Линли сунул кассету в магнитолу «бентли» и повернул ручку громкости. Хелен была бы довольна выбором — «Концерт ми-бемоль мажор» Гайдна с Уинтоном Марсалисом (труба). Бодрое и радостное сочинение, мягкие звуки скрипки на фоне отчетливых звуков трубы, все это нисколько не походило на его обычный выбор «русского, мрачного. Боже, Томми, неужели они не пишут ничего, что могло бы хоть чуточку порадовать слушателя? Что заставляет их быть такими унылыми? Может, погода?». При мысли о ней он улыбнулся. «Поставь Иоганна Штрауса, — попросила бы она. — Ах, ладно. Понятно. Слишком простенький для твоего изысканного вкуса. Тогда компромисс. Моцарт». И она включила бы «Маленькую ночную серенаду», единственное произведение Моцарта, которое Хелен точно определяла, заявляя, что это освобождает ее от эпитета «абсолютная филистерша».
Он взял курс на юг, в другую сторону от деревни, и перестал думать о Хелен.
Проехав под голыми деревьями, он выехал на вересковые пустоши, размышляя об одном из важнейших положений криминалистики. В умышленном убийстве всегда существуют какие-то отношения между убийцей и жертвой. Это не серийное убийство, где киллером движет ярость и прочие побуждения, непонятные для общества, в котором он живет. Не всегда так бывает и в преступлениях из-за страсти, где убийство вырастает из неожиданной, проходящей, но тем не менее страшной вспышки гнева, ревности, мести или ненависти. Не походит оно и на случайную смерть, когда сила слепого случая сводит убийцу и жертву в какой-то определенный момент. Умышленное убийство растет из отношений. Просей отношения, которые были у жертвы, и среди них неизбежно окажется убийца.
Этот постулат входит в список азбучных истин и известен каждому полицейскому. Ведь факт, что в большинстве своем жертвы знали своих убийц. Известно также, что чаще всего убийства совершаются непосредственными родственниками жертвы. Джульет Спенс вполне могла отравить Робина Сейджа при ужасном стечении обстоятельств, и последствия ей придется терпеть до конца своих дней. Это не первый случай, когда человек, питающий склонность к естественной и органичной жизни, срывает дикорастущий корень или гриб, цветок или ягоду и в результате убивает себя или кого-то другого по причине ошибочной идентификации. Но если прав Сент-Джеймс — если Джульет Спенс не могла остаться в живых даже после маленького кусочка цикуты, если такие симптомы, как рвота и жар, не характерны при отравлении цикутой, — тогда должна существовать какая-то связь между Джульет Спенс и мужчиной, которого она отравила. В таком случае первое, что приходит в голову, это Мэгги, дочь Джульет.
Школу, скучноватое кирпичное здание, стоящее в треугольнике, образованном двумя сходящимися улицами, он нашел недалеко от центра Клитеро. Было одиннадцать сорок, когда он въехал на автостоянку и осторожно проскользнул в узкое пространство, оставшееся между древним «остин-хили» и обычным «гольфом» недавнего выпуска, с детским сиденьем на пассажирском месте. На заднем стекле «гольфа» виднелась небольшая самодельная наклейка «Осторожно: ребенок».
В школе шли уроки, судя по пустоте длинных коридоров с полами, покрытыми линолеумом, и закрытыми дверями. Кабинеты администрации находились справа и слева от входа. Когда-то на матовом стекле, составлявшем верхнюю часть дверей, черными буквами были сделаны соответствующие надписи, но с годами буквы превратились в пятнышки цвета мокрой сажи, из которых читались лишь слова директор, казначей, учительская и заместитель директора.
Он выбрал директора, верней, директрису. После нескольких минут громкой и изобилующей повторами беседы с восьмидесятилетней секретаршей, задремавшей с вязанием в руках, его проводили в кабинет директрисы. Миссис Кроун было выгравировано на табличке, стоявшей на ее столе. Неудачная фамилия, подумал Линли. В ожидании директрисы он представлял разные прозвища, которые могли придумать для нее ученики, их набралось великое множество.
Миссис Кроун оказалась антитезисом им всем — в облегающей юбке, на добрых пять дюймов выше колена, и длинном кардигане с плечиками и огромными пуговицами. Она носила дисковидные золотые серьги, ожерелье в тон им и туфли на сверхвысоких каблуках, подчеркивавших превосходные лодыжки. Она относилась к тому сорту женщин, которых можно было бы представить себе работающими где угодно — в театре, в ресторане, в приемной какого-нибудь «крутого» бизнесмена, но только не в школе, оставалось лишь удивляться, как школьный совет вообще сподобился утвердить такую особу на директорскую должность.
Он ухитрился изложить свою просьбу в рекордный срок, одновременно размышляя, как она выглядит голой, прощая себе эту мимолетную фантазию и твердя себе, что быть мужчиной — это проклятие. В присутствии красивой женщины он неизменно испытывал подобную реакцию, такую же безотказную, как дерганье ноги при ударе молоточком по коленной чашечке; ему казалось — пускай даже на мгновение, — что он состоит лишь из кожи, костей и тестостеронов. Ему хотелось верить, что подобная реакция на женщин не имеет ничего общего с тем, кто он такой на самом деле и каковы его привязанности. Но он мог представить себе реакцию Хелен на такое маленькое и не имеющее последствий сражение с похотью-в-сердце и мысленно объяснил ей свое поведение с помощью таких слов, как праздное любопытство и научный эксперимент и бога ради, перестань так реагировать на мелочи, Хелен, словно она была тут, стояла в углу, молча и неодобрительно наблюдая за ним и читая его мысли.
Мэгги Спенс сейчас на уроке латинского, сообщила ему миссис Кроун. Не может ли он подождать до большой перемены? Четверть часа?
Вообще-то не может. Но если бы и мог, то все равно предпочел бы поговорить с девочкой наедине. Во время ленча, когда вокруг будет полно детей, не исключено, что на них станут обращать внимание. А ему хотелось бы, насколько это возможно, избавить девочку от потенциального стресса. В конце концов, для нее это не просто, ведь ее мать уже раз подвергалась полицейскому расследованию, и теперь вот опять. Кстати, знакома ли миссис Кроун с ее матерью?
Она беседовала с ней в прошлогоднем пасхальном семестре, на родительском собрании. Весьма приятная женщина. Сторонница твердой дисциплины, но очень любящая мать, очевидно преданная интересам ребенка. Общество только выиграло бы, если бы у нас было больше таких матерей, как миссис Спенс, не правда ли, инспектор?