И тут взгляд его упал на столовые приборы у нее на тарелке. Для женщины, не любящей рестораны, она неплохо знает этикет. Нож и вилка лежат параллельно, ручки сдвинуты вправо, на «четыре двадцать пять». Что для официанта является сигналом забрать тарелку, потому что клиент завтрак (или обед) закончил.
Любовь Геру ослепила, и он не обратил внимания на многие детали в ее поведении, которые указывали не только на знание этикета, но и на привычку жить на широкую ногу, отнюдь не бедно. Вчера, к примеру, она со знанием дела рассматривала его одежду.
«Случайность, – отмахнулся он, отводя взгляд от официанта, собирающего со стола посуду. – И с одеждой случайность. Откуда ей знать, сколько что стоит?»
Она поймала его взгляд и смутилась. Спросила виновато:
– Я что-то сделала не так?
– Нет, все в порядке.
– Я иногда бываю на переговорах, – начала оправдываться она. – Но всегда боюсь ошибиться. Не так положить столовые приборы, выпить воды не из того бокала.
– Все в порядке, – повторил он. – Не бери в голову.
Они поднялись из-за стола и направились к выходу.
«Я должен что-нибудь изобрести, – напряженно думал он. – Найти какой-то выход из создавшейся ситуации. И если мне на этот раз удастся выкрутиться, клянусь, я завяжу! Больше никаких краж. Никакого риска. Тихая, спокойная жизнь в доме с голубым бассейном, с любимой женой и обожаемыми детьми. А что, это мысль! Уехать с ней за границу...»
Он смотрел на нежную Катину шею с завитком светлых волос на выпирающем позвонке, и сердце сладко ныло. Неужели у них осталась всего одна ночь?
* * *
– Не нашли?
– Валентин Сергеевич...
– Что-о?!
– Извините. Я хотел сказать, Валерий Сергеевич, есть новости.
– Говорите, – процедил Громов сквозь зубы.
– Это касается убийства Северного. Похоже, они с Семеновой и в самом деле раньше не пересекались, но вот ее брат...
– Брат меня мало интересует, – отрезал он.
– Но именно у брата был мотив убить Северного. Понимаете, ситуация такая. Убили в доме у Семеновой, это установленный факт, а тело потом вывезли в лес. И убил кто-то из домашних, но как раз не факт, что она.
– Оружие нашли?
– Нет.
– Почему?
– Она не глупа. Спрятала где-то.
– Значит, надо найти тайник.
– Ее брат с Ильей Северным девчонку не поделил, Валерий Сергеевич. То есть Северный посчитал, что Костик Семенов полез в его огород. Они даже подрались.
– Очень интересно, – кисло сказал Валерий.
– Это произошло в ночном клубе.
– Пьяные были, что ли?
– Они оба не пьют. То есть Северный тоже не пил. А Семенов не пьет.
– Значит, колется.
– И не колется. Не кололся. Тьфу, запутали вы меня, Валерий Сергеевич! В общем, ни спиртным, ни наркотиками там не пахнет.
– Как же они тогда умудрились подраться, трезвые и необдолбанные?
– А что? Крепкие парни, Северный был отличным спортсменом. Когда увидел свою девчонку у Семенова на коленях, решил поставить того на место. Правда, говорят, они потом помирились.
– Так кто кому морду набил? – уточнил Валя.
– Северный Косте Семенову.
– Тогда да. Мотив. Но убивать за это глупо, тебе не кажется?
– Это пока только версия. Установлен факт знакомства Константина Семенова с Ильей Северным и их драки в ночном клубе. Может, Костя Семенов как раз и рассчитывал повесить убийство на сестру? Поэтому и действовал так смело.
– Что еще?
– Пока все.
– Ищите дальше.
– Есть.
– Их ищите. Семенову и Голицына.
– Есть!
Когда закрылась дверь, он рванул узел галстука. Ему было душно. Возникло ощущение, что он идет по минному полю. Эти двое, Семенова и Голицын, где-то заложили заряд. И Громов ждал, когда же мина рванет. Одно неосторожное движение, и...
Как потом оказалось, он не ошибся. Потому что проверка в музее дала ошеломляющий результат.
Катя уехала в Москву. Провожали ее всем дружным коллективом: он и двое сотрудников ФСБ, которые вновь сели ему на хвост, как только они с Катей появились у гостиницы «Октябрьская». Голицыну показалось, что лица у них в этот момент стали счастливыми. Что ж, в жизни у каждого должен хоть раз случиться праздник.
А их с Катей праздник закончился. Накануне они весь день гуляли по Питеру, и он все говорил, говорил, говорил... А она большей частью молчала, и лицо у нее было грустное.
«Я подарю тебе весь мир», – хотелось сказать ему, а получалось, что только две ночи. И он говорил совсем не то, что собирался.
Ночь он сумел ей подарить такую, что она долго лежала, притихшая, полная новых ощущений и, как ему казалось, смотрела на него с благодарностью. На этот раз в нем было больше нежности, чем страсти, да и она стремилась дарить, а не брать. И она раскрылась вся, и принимала его в себя так, будто хотела оставить там навсегда.
И вот она уезжает. Двое «сопровождающих» стояли поодаль и нервно курили. Гера все никак не мог понять, отчего они так нервничают? Вот он я, Георгий Голицын, берите! Только ее оставьте в покое.
– Я тебе позвоню, – тихо сказала она.
– Да, как только приедешь. Пожалуйста.
И вдруг ему стало страшно. А что если она сейчас сядет в поезд и исчезнет? Навсегда. Сколько раз он сам так делал? Оставлял несуществующий адрес или номер телефона, принадлежащий кому-то другому. Сейчас он продиктовал Кате правильный номер, и она, как послушная девочка, занесла его в свой мобильник. Но ему все равно было страшно.
Сегодня днем он завез ее к себе в квартиру, чтобы она знала его питерский адрес. И, наплевав на жучки, целовался с ней до одури, до хрипов, до стонов, которые сотрясали их обоих. Они едва друг от друга оторвались. И вот она уезжает.
– Мне пора.
Он помог ей зайти в вагон. Проводница смотрела на них сочувственно.
– Я попрошусь в Москву в командировку, – сказал он на прощание. Вышло глупо.
Какая командировка? Ему не хотелось расставаться с ней ни на секунду.
– Я тоже чаще буду ездить в Питер, – пообещала она.
Слова ничего не значили. Он заметил, что у Кати губы дрожат. И сам изо всех сил стиснул зубы. Это чудовищная несправедливость. Он впервые встретил женщину, которую хотел видеть рядом с собой ежеминутно, ежесекундно, и вот она уезжает. Он боялся, что навсегда.
Раздался свисток, и вагон медленно поплыл. Вместе с ним от него уплывала и Катя. Она так и стояла в тамбуре.