Оперативно! Каких-нибудь три часа прошло с тех пор, как Горанин и Вероника покинули кафе «Мечта», а уже весь город знает! Чего не услы­шали, то досочинили. Кажется, он начал пони­мать причину ненависти Павла Павнова к Герма­ну. Пока парень учился в университете, любимая девушка загуляла со старшим следователем про­куратуры. И как ни пытались родители оторвать ее от Горанина, Вероника все равно вернулась в родной город и теперь уговаривает любимого уехать. Упрямство это или и в самом деле роко­вая любовь, но узел завязался непростой. Тут рас­путывать бесполезно - рубить надо. Но тогда при­чем здесь Маша? Назло Веронике? Или Павел просто-напросто ходил к ней исповедоваться? А Маша могла что-то ему рассказать...

- Заболтался я с тобой, Оленька.

Александр поспешил рапрощаться с одно­классницей.

Прояснить ситуацию может только сам Павел. Но зеленой «четверки» с московскими номерами У входа в рынок уже не было, приехавший в от­пуск старший сын Ирины Михайловны увез род­ственников домой. Мешать им не хотелось, и За­вьялов зашел в ближайший магазин за хлебом да за вермишелевым супом, к которому последнее время пристрастился. Заварил кипятком - и обед готов.

Уже когда подходил к своему дому, вновь уви­дел серебристую иномарку Германа и взглянул на часы: начало шестого. Горанин отсутствовал два часа. Серебристая иномарка свернула в Долину Бедных. Завтра надо бы зайти и спросить, знает ли тот о Павле и Веронике?

День четвертый

С утра не мог дозвониться: в коттедже у Горанина никто не брал трубку. На рынок, что ли, от­правился? Как и любой житель города N, Герман свято чтил традицию: даже если зарплату не дали, субботнее утро необходимо провести на рынке. Одни приезжают туда, чтобы торговать, другие, чтобы сделать покупки, третьи просто поглазеть и встретить знакомых. Ведь это главное, и чуть ли не единственное место общения. Почти каж­дую неделю из столицы привозились новые вещи. В рыночный день городские модницы блистали нарядами, и зрелище это заметно поднимало на­строение у жителей N.

Раньше он тоже ходил в субботу на рынок. Раскланивался со знакомыми, покорно носил за женой сумки, в которые Маша складывала покуп­ки. Был, как все. Потом жена готовила празднич­ный обед, обед выходного дня. Так и жили: от суб­боты до субботы. От первого рабочего дня неде­ли до первого выходного. Но то время прошло. Наскоро перекусив, Завьялов оделся потеплее, и, взяв деньги и большую сумку, поспешил на Пятачок. Оттуда маршрутки шли до центрального городского рынка без остановки.

Как и в любую субботу, на Пятачке была тол­чея. В такие дни понимаешь, как же велико насе­ление России! И все ведь хотят жить хорошо, ник­то не хочет плохо. Но счастья заведомо меньше, чем жителей, вот и кочует оно из одной семьи в другую, нигде подолгу не задерживаясь. И нече­го жаловаться.

Рыночный маршрут был разработан еще Ма­шей в первый же год супружества. И ни разу не нарушался. Сначала в мясные ряды, потом туда, где торгуют молочными продуктами, а уж потом за овощами. Если нужно было купить что-то из одежды, то прочее откладывалось до следующе­го рынка, и не меньше часа отводилось пример­кам. Продуктовые закупки и поход за вещами Маша никогда не смешивала.

Ему не нужна была одежда. К прошлой зиме Маша одела его с ног до головы. Именно одела, потому что был он при ней, как ребенок: скажет примерить — примерит, скажет покупай — купит. Холодильник давно уже пуст. К этому Завьялов привык. Но сегодня покупал продукты не пото­му, что они были нужны ему, а машинально, по­вторяя маршрут, которым ходил с Машей.

- Разуй глаза! Там кость килограммовая! А то я не знаю, как они рубят! — послышалось слева.

Сразу узнал этот визгливый женский голос. Московские гости Павновы вальяжно шли меж­ду рядами. Он - вразвалочку, покачивая барсеткой, она - громко комментируя покупки:

- У нас в Москве так клиентов не обслужива­ют! Чего это вы мне ложите?

- Москвичи! - прошипел кто-то. - Сама-то из Ольховки, давно ли вместе с матерью молоком на рынке торговала!

Женщина обернулась, смерила говорившего презрительным взглядом. И мужу:

- Вася, расплатись... Ну почему у вас десятки такие рваные? Вот у нас в Москве...

Он заспешил к выходу. В молочных рядах ку­пил творога. Маша говорила, что творог ему по­лезен. Потом захотелось купить бананов. В его детстве подобной экзотики не было. И с той поры, как в городе появились бананы, не мог равнодуш­но пройти мимо. Хоть один да купит, чтобы тут же съесть. И порадоваться при этом: «Вот ведь, в нашем городе N, в российской глубинке, имеется такая вещь, как бананы! Ты подумай!»

Павла и его мать он увидел, когда искал себе теплые носки. Обычно таковые к каждой зиме покупала Маша, но Маши больше не было. А ноги мерзли, как и прежде. Душа вроде омертвела и не просила больше ничего, но холод, пробираю­щий до костей, все равно чувствовался. Живое болело, требовало внимания и бережного к себе отношения.

У торговой палатки Павновых стоял покупа­тель, чему Александр обрадовался. Павел занят, можно за ним понаблюдать. Интересно, знает он его, Машиного мужа? Последнее время частень­ко сталкиваются, и Павнов еще ни разу себя не выдал.

Вдруг его локоть взяли в тиски сильные пальцы.

- Наблюдаешь? - в самое ухо сказал склонив­шийся к нему Горанин.

- Фу! Напугал! - вздрогнул Завьялов и обер­нулся.

Вот он, герой городских сплетен! Куртка рас­стегнута, без шапки, темные волосы припороше­ны снежком и холода ведь не чувствует! Через плечо перекинут ремень спортивной сумки. Для похода на рынок маловато. Всем известно, как старший следователь прокуратуры любит поку­шать. Сумка раздулась, но, судя по тому, как дер­жит ее Герман, там что-то объемное, но легкое. Не продукты.

- А ко мне мать должна скоро приехать, - пой­мав его взгляд, охотно пояснил Герман. - Ты ж ее знаешь: с полной выкладкой Евдокия Германо­вна каждый раз прибывают.

Горанин говорил с иронией, но взгляд его за­метно потеплел. Мать он любил, а назвали Гер­мана в честь деда, героя Великой Отечественной.

- Как она? - поинтересовался Александр. И не из вежливости, а потому что Евдокию Герма­новну уважал. С его покойной матерью они были подругами.

- Потихоньку. Звонила на днях. Капусту по­рубили, кабанчика закололи. А капуста у Герма­новны знатная! Да ты пробовал. Только деревен­ская так хороша! Сегодня хотела приехать, да отец заболел. Я бы и сам к ним выбрался, но не могу сейчас. Работа.

- Что-то случилось? - насторожился Завьялов.

- Да все то же. - Горанин обернулся, прове­ряя, нет ли кого поблизости, и, вновь пригнув­шись, сказал: - Поехали ко мне. Разговор не для посторонних ушей, а шептать тебе я не могу. По­ловины не расслышишь.

Завьялов в нерешительности замялся.

- Брось! - решительно сказал Герман. - Я, что хотел, уже купил. Об остальном Вера Васильев­на позаботится. А ты, я гляжу, полную сумку на­бил? Я на машине. Давай, подброшу тебя, оста­вим покупки - и ко мне.