Татьяна улыбнулась:
– Справедливости ради стоит сказать, что, несмотря на бабушкины усилия, мы все: и я, и Маруся, и Андрей – так и остались погружены в атмосферу внутренней расслабленности. Может, это вообще не поддается никакой коррекции?
Полина пожала плечами:
– Наверное… Мы так… Кисели да сметана!
– Что? – удивилась Маша.
– В смысле что-то аморфное и зыбкое, – с иронией пояснила Полина, – слабые, безвольные, бесконечно рефлектирующие… Ммм… Чеховские герои! Люди, может, и неплохие, но разве достаточно быть только хорошим человеком? – После паузы она добавила: – В бабушке чувствовался какой-то несгибаемый внутренний стержень, запасы прочности, жизнелюбие, стойкость, потрясающее чувство юмора – короче говоря, в ней было больше жизни, чем в нас всех.
Магнитола умолкла. В наступившей тишине стало слышно, как за окнами идет дождь.
– А я думаю, – сказала Татьяна, – что те солнечные летние дни в Березовке, «Чаккона» Баха, с которой бабушка начинала утро, вкус травяного чая, бабушкины пироги, камышовые заросли, закаты, рассветы и грозы, вечерние посиделки в саду и все то, чем так радовало нас это лето, было дано нам как напоминание или откровение о том, что мы не должны потерять.
Полина устало поднялась с дивана и в который уже раз подошла к окну. Окинув взглядом Фонтанку, заметила:
– Осень. Жгут листья. Бесконечный дождь…
– Я старая, как океан или камень, – пожаловалась Маша. – Когда-то любила, ждала, была любима, мечтала… Теперь отлюбила, никого не жду, и меня никто не ждет…
Полина задернула штору и повернулась к сестрам:
– Это просто осень, Маша. Просто осень. Она пройдет…
Та осень прошла, и на смену ей поспешила другая. Иначе говоря, минул год…
Маша стояла под дождем и караулила Сашу. Ей было нелегко решиться на эту встречу, она отчаянно волновалась. За прошедший год Саша ни разу не напомнил о себе. Меж тем она узнала от общих знакомых, что Бушуев давно вернулся в Петербург и работает теперь не где-нибудь, а в городской администрации. Маша звонила ему пару раз, но ей никто не ответил. Позже выяснилось, что Саша переехал в другую квартиру. В конце концов Маше удалось раздобыть его новый адрес, и, преодолев гордость и сомнения, она решилась прийти к нему домой.
Консьерж в парадном строго ответил, что в указанной квартире никого нет, и девушке не оставалось ничего другого, как дожидаться Сашу возле дома, надеясь на то, что Бушуев скоро появится. Как назло, вечер выдался прохладный и ветреный, к тому же начал накрапывать дождь. Маша быстро озябла, а через час ожидания совсем замерзла. К моменту, когда у парадного остановилась роскошная черная машина, она уже стучала зубами от холода.
Из автомобиля вышел Саша, которого Маша, правда, не сразу узнала. Не то чтобы он сильно изменился внешне, нет – просто несколько раздался в плечах, и, главное, в нем появился какой-то лоск. Впрочем, эти детали Маша отметила как бы машинально, краем глаза. Увидев Сашу, она страшно растерялась. Маша тонула в смущении и волнении, как в дождевых потоках.
«Ну же, ведь ты актриса, возьми себя в руки! Поздоровайся с ним изящно и непринужденно, небрежно кивни головой!» Но, увы, в этом главном в своей жизни выходе она оказалась неубедительной – срывающийся от волнения голос, нервные, изломанные жесты….
Маша окликнула Сашу. Он обернулся. Лицо удивленное и как будто настороженное.
– Привет!
– Здравствуй! Что ты здесь делаешь?
– Проходила мимо! – улыбнулась Маша и обмерла – боже, какая фальшь!
– Понятно, – кивнул Саша. – Как поживаешь, Маруся?
Ей захотелось наплевать на гордость и закричать: «Я живу очень плохо, Саша! Мне плохо без тебя, понимаешь?!»
Губы дрогнули, она вяло ответила:
– Ничего… – и тут же с надеждой: – А ты?
Он пожал плечами:
– Много работаю. А так все в порядке. Мне кажется, ты совсем промокла! Смотри не заболей!
– Я не заболею, не беспокойся.
Они молчали. На самом деле в течение этого года девушка сотни раз проговаривала про себя фразы, которые скажет Саше при встрече, но теперь все слова куда-то исчезли, потерялись, как она сама. Оставалась надежда на то, что Бушуев пригласит ее в гости, и у него дома, собравшись с силами, Маша расскажет обо всем. Но… Он не позвал.
Задыхаясь от отчаяния, Маша выдохнула:
– Я хотела сказать тебе про Лопатина… Это неправда. Между нами ничего не было. Деньги он дал просто так…
– Из любви к искусству? – усмехнулся Бушуев.
– Я не знаю почему.
Она понимала, что выглядит жалко, и ненавидела себя.
– Хорошо, – кивнул Саша, – я рад, что это так…
Они вновь замолчали.
Наконец Маша нерешительно спросила:
– Я пойду?
Она до последнего надеялась, что Бушуев остановит ее.
– До свидания, Маруся! – сказал Саша ей вслед.
* * *
Ах какая грустная стучится в окна осень! Серенький, тусклый вечер. За окнами промозгло и холодно. Общий настрой соответствующий, кажется, в физике это называется «стремиться к нулю». И Маша стремительно погружается в самую настоящую хандру. В анамнезе сущая прелесть: полная апатия, расстроенные нервы. Пациентка дерганая, злая, того и гляди начнет бросаться на людей. Вчера ни с того ни с сего обидела Клюквина. Тот пришел к ней в гости, радостный, веселый, с кальяном под мышкой. Болтал на кухне всякую чушь, предлагал покурить, а она вдруг сорвалась, наорала на него, неврастеничка несчастная! Клюквин помрачнел и ушел. А Маша сегодня весь день мучается, переживает: зачем обидела человека?! «Он-то не виноват в том, что тебя бросил любимый мужчина! Да и правильно сделал, что бросил…»
Покуривая Юрин кальян, словно синяя гусеница, Маша вдыхала табак напополам с грустью и продолжала терзаться, вспоминая о содеянном. «Обидеть человека легко! Это самое простое, что можно сделать, Маруся!» – говаривала бабушка Зинаида.
Маше захотелось позвонить Клюквину и извиниться, чтобы голос друга вновь стал радостным. Она набрала его номер. Клюквин отозвался, и в его голосе совсем не чувствовалось обиды.
– Прости меня, – покаялась Маша, – я веду себя возмутительно.
– Ладно, – он даже как-то испугался, – будет тебе, проехали. Как ты вообще?
– Спасибо, хреново! Курю твой кальян. Не помогает.
– Страдаешь?
– Страдаю!
– Из-за любви?
Маша рассмеялась:
– Знаешь, я сейчас получила роль в пьесе Чехова. Долго размышляла, вживалась в образ… Вот скажи, отчего у него все несчастны? Глупо стреляются и страдают?