Клиника верности | Страница: 32

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Ваня!!! — Она стала вырываться так решительно, что это нельзя было счесть обычной любовной игрой.

— Да что ты, в самом деле! Что ты ломаешься, как девочка? Я тебе не воспитатель в детском саду, а муж твой!

— Я прошу… — Алиса покраснела и оттолкнула его с неожиданной силой. — Не трогай меня, я еще не готова.

— Знаешь что? Ты перед своим любовником ноги раздвигала, так перед мужем тоже как-нибудь раздвинешь! — разозлился Иван. — А ползать перед тобой и уговаривать я не собираюсь. Так что ты уж приготовься как-нибудь.

В ответ она посмотрела на него так, что он оторопел. В ее глазах не было ненависти, обиды, злости — ничего того, что мог он ожидать в ответ на свои гадкие слова. Это был взгляд сильного человека, не желающего пощады и одолжений.

— Хорошо, пойдем, — сказала она спокойно.

Он обнял ее нежно, ласковыми движениями рук извиняясь за вспышку гнева. Осторожно снял платье, аккуратно повесил на стул. Легко, словно пробуя, прижался губами к нежным завиткам там, где шея переходит в затылок, именно это местечко весь вечер манило его. Провел языком по позвоночнику и… совершенно потерял голову. Ее тело, казавшееся ему таким непривлекательным раньше, пьянило, сводило с ума. Не помня себя, он выскочил из костюма и прижался к ней.

— Держи меня, — сказал он хрипло, — держи меня крепче.

Руки Алисы ободряюще легли ему на плечи, немного успокоив. Сопротивляясь безумию, Иван медленно, тихо целовал ее, всеми силами стараясь не сорваться, не обидеть, не испугать. Это было совсем иначе, чем раньше: сейчас он познавал женщину, с которой ему суждено прожить жизнь.

Неведомая сила подхватывала его, кружила, уносила к сияющим вершинам восторга, где он будет совершенно одинок. Не желая этого, он утыкался носом в теплую шею Алисы и вместо слов любви хрипел:

— Держи меня!

Возможно, он был груб, он не помнил. Может быть, не доставил ей никакой радости. А может быть, она чувствовала то же самое, что он. Как знать, была ли она рядом с ним в том чудесном полете, когда одну секунду кажется, что ты вечен?

Он лег рядом с Алисой, запоздало вспомнив, что совсем не берегся. «О чем ты думаешь, дурак, она уже беременна! От другого». Значит, весь этот восторг, вся боль, весь страх и нежность — все это было напрасным. От него не началась новая жизнь, она уже есть, уже живет в Алисе, и он не имеет к ней никакого отношения…


Алиса приняла душ. В комнате спит ее законный супруг, нужно устраиваться рядом с ним. Поежившись, она накинула халат и отправилась в кухню кипятить чайник. Есть ей не хотелось, но спать хотелось еще меньше, и она понимала, что маяться рядом со сладко сопящим Ваней будет тяжело.

Поверх халата она набросила шаль — когда нервничала, Алиса всегда мерзла. Чайный пакетик медленно утонул в кружке, распространяя, как каракатица, черные клубы. Поболтав, Алиса выкинула его в ведро. Господи, что она сделала со своей жизнью? Она так мечтала о любви, да ни о чем другом, кроме любви, и не мечтала, а получила от жизни вот это — союз с чужим человеком, который ее презирает. Она верила, что Иван искренне хотел ей помочь и не особенно задумывался о материальной выгоде своего фарсового брака, но то, что он протянул ей руку помощи, еще не значило, что он относится к ней с уважением.

Алиса никогда не пользовалась успехом у мальчиков. Она от природы обладала скромными внешними данными, а ее мать противилась всякому желанию себя приукрасить. На косметику был наложен строжайший запрет, вещи Алиса либо донашивала за детьми родственников, либо если уж ей что-то покупалось, то это что-то было самого старушечьего фасона. Мать говорила, что любые ухищрения женщины в стремлении привлечь мужчину — это глупо, пошло, недостойно. «Я никогда не требовала у своих родителей вещей», — часто повторяла она, однако на старых фотографиях молодая Алисина мама всегда была очень хорошо одета. В ответ на Алисины жалобы, что молодые люди не обращают на нее внимания, она говорила: «Полюбите меня черненькой, а беленькой меня всякий полюбит». Мол, если Алиса будет вести себя не так, как другие девушки, найдется настоящий человек, который оценит ее исключительность, поймет, насколько Алиса отличается от всех этих «дешевых хабалок».

И Алиса ждала, искренне веря, что она не такая, как другие, что верное и преданное сердце может скрывать только такая непритязательная оболочка, как у нее, а в хорошенькие футляры настоящих бриллиантов не кладут.

Она мечтала о сильном и смелом мужчине, который разглядит ее скромную прелесть, который будет знать, что ее душа стоит в миллион раз дороже, чем длинные ноги и очаровательное личико. И это будет не простой человек, а настоящий герой. Недаром мама говорила: «Самое главное для женщины — это гордость за своего мужчину!» Тут она обычно делала паузу и горько складывала губы, давая понять, что ей самой, увы, не дано испытать этого прекрасного чувства.

Васильев был именно таким мужчиной. Алиса грезила о нем с первого дня, как только увидела. Она не надеялась на взаимность, просто робко мечтала, чтобы ее будущий избранник хоть чуточку был похож на него. Увы, где взять таких в наше время? О том, что нормального мужика днем с огнем не найдешь, она по сто раз в день слышала от матери, да и собственный опыт ее в этом убеждал. Сокурсники в институте, вчерашние школьники, были совсем еще детьми, а на работе она знала много хороших людей, но слишком хорошо была с ними знакома, чтобы восхищаться или влюбляться. Стас Грабовский всегда был ей товарищем, а Иван… Какое-то время он действительно нравился ей, но Анциферов был страшным бабником и всегда выбирал самых красивых женщин, интересуясь только оболочкой и ничуть — тем, какая душа под этой оболочкой скрывается. Против его красавиц у Алисы не было ни малейшего шанса, а когда на ее глазах разгорелся его бурный роман с Зоей Ивановной, она вовсе утратила интерес к молодому психиатру. После Зоиной смерти она поддерживала его, окружая почти материнской заботой, в которой он так отчаянно нуждался. Была в этом и нотка злорадства, самоутверждения: вот, мол, сколько у тебя было обалденных телок, а помогаю тебе я, хоть ты в мою сторону даже не смотрел.

Виталий Александрович сразу выделил ее среди других сестер. Навещая своих больных в реанимации, он приговаривал, что спокоен за них только в ее смены, и очень заинтересовался, когда узнал, что Алиса учится в институте. Она млела и каждый раз по дороге на работу загадывала, встретит ли Васильева, поговорит ли с ним.

А потом они случайно встретились воскресным вечером — она уходила домой после дневной вахты, а он приехал в клинику по каким-то своим делам. Столкнувшись с ней в коридоре, Виталий Александрович радостно приветствовал ее и пригласил к себе на чашку чаю. Никакого чаю они, разумеется, не пили.

Он говорил, что влюблен, что никогда раньше не встречал таких девушек, как она, словом — все то, что Алиса хотела слышать от мужчины своей мечты. Она ни секунды не колебалась, прежде чем лечь с ним. Васильев казался ей достойной наградой за юность, проведенную в одиночестве. Она любила и ради любви была готова на все. Он шептал, как ему хорошо, как каждая клетка его тела стремится к ней, как он наконец нашел женщину, предназначенную ему Богом.