Алиса слушала и соглашалась с каждым его словом — все так и должно было быть. В тот вечер она была самым счастливым человеком на земле.
Так начался тайный роман. Васильев сразу предупредил, что не может бросить жену, но Алиса и не пыталась разрушить его семью. Главное, они вместе, они любят друг друга, остальное не важно. То, что любить приходилось украдкой, потихоньку, тоже не слишком ее смущало — она привыкла скрывать свою жизнь от матери, ей с детства приходилось иметь тайных подруг, тайные увлечения, чтобы избежать материнского гнева, поэтому тайная любовь органично встала в тот ряд. Она не ревновала Васильева к жене, ведь он сказал, что его держит возле нее только долг, а по сути, они абсолютно чужие люди и к ней он никогда не испытывал таких чувств, как к Алисе. Насмотревшись на отношения собственных родителей, она поверила. Если его жена такая же, как ее мама, Васильеву действительно приходится несладко.
Он говорил: «Ты — мое счастье, моя награда за все испытания», — и так радостно было это слушать! «Пусть не муж, но он дает мне столько, сколько никогда не дадут вам ваши тупые, недалекие мужья», — могла бы она сказать всем женщинам мира.
А потом она забеременела. Сначала Алиса чувствовала себя такой счастливой, ведь она носит ребенка от любимого, самого лучшего мужчины в мире! Она стала хранительницей великой тайны и гордилась тем, что в ней зародилась новая жизнь. Эту жизнь никак нельзя было уничтожить!
Она доверила Виталию Александровичу свою жизнь, но когда оказалось, что есть еще одна жизнь, он не захотел иметь к ней никакого отношения. Все, что Алиса услышала от него, — это совет сделать аборт как можно скорее. Над ее страхами перед бесплодием он просто посмеялся, сказав, что это обычные страшилки, которыми пугают докторши из консультации. В общем, он категорически настаивал на аборте.
Алиса так же категорически отказалась, бесплодие пугало ее больше смерти. И осталась совершенно одна. Нет, Васильев не бросил ее, он говорил, что любит по-прежнему, но ясно дал понять, что к ребенку не будет иметь никакого отношения, кроме посильной денежной помощи. Она и не надеялась, что он женится на ней, но почему-то думала, что он каким-то образом спасет ее от гнева строгой матери и устроит так, чтобы она смогла воспитывать ребенка спокойно.
«Самое страшное одиночество — это когда ты окружен близкими людьми, — думала Алиса. — У меня есть и любовник, и родители, а никто не поможет, никто не протянет руки. Все придется решать самой». Увы, у нее не было никакого опыта самостоятельной жизни. Может быть, она так легко попалась именно потому, что не привыкла, что ее поступки могут иметь хоть какие-то последствия: ведь что бы она ни планировала, о чем бы ни мечтала, всегда приходилось скатываться в колею, проложенную железной волей матери. Она не умела отвечать за себя саму, а тут оказалось, что нужно отвечать еще и за будущего ребенка. Алиса твердо решила рожать. Это было первое независимое решение в ее жизни.
Да, Ваня имел право упрекать ее… Но видит Бог, Алиса совсем не хотела спать с Виталием Александровичем. Она была так счастлива, так полна своей любовью, что ей вполне хватало его признания и мимолетных встреч. Плотская связь казалась ей лишней, но… Раз это было нужно ему, она без колебаний уступила. Это тоже была привычка, образ действий — поступать не так, как хочешь ты, а как нужно окружающим. Мать не признавала ее робкого «я не хочу», каждый раз отвечая: «Что ты там хочешь, никого не волнует, изволь делать то, что тебе говорят!»
«Вот так. Он сказал, я сделала», — невесело усмехнулась Алиса.
Неожиданно ей вспомнились давние ночные посиделки, еще вместе с Зоей Ивановной. Однажды Стас спросил, как Зое удалось добиться в медицине того, чего она добилась. «Запомните, дети, — сказала она, обращаясь к нему и Алисе, — самое главное умение в жизни — это умение сказать «нет». А самое-самое главное — умение сказать «нет» себе самому». Алиса тогда подумала, что уж она-то, выросшая в атмосфере тотальных запретов матери практически на все, этим умением владеет. Как же она ошибалась! Разве человек сумеет самостоятельно вымыть посуду, если всю жизнь за него это делал кто-то другой? Разве найдет он дорогу, если его всегда тащили за руку? «Нет» за нее всегда говорила мама, и Алиса не сумела сказать это короткое слово ни Васильеву, ни себе…
«Надо же было быть такой дурой, — мрачно подумала Алиса, размешивая сахар в чае, — или я просто попалась в обычную фрейдистскую ловушку? Просто искала в Виталии отца?»
Своего папу она очень любила, он был ей другом, нянькой, даже мамой, но он никогда не был настоящим отцом — решительным и сильным. Она и открылась ему не как отцу, а как подружке, и не рассчитывала на что-то большее, чем искренние, но бесполезные утешения. А он придумал вон что…
Алиса тяжело вздохнула. План отца был, конечно, остроумным, но довольно трусливым. Основной целью этого плана было увернуться от гнева матери. Папа так хотел его избежать, что не задумываясь передал дочь в руки постороннего мужчины.
В кухне появился Ваня, в майке и просторных сатиновых трусах.
— Чай пьешь? — сказал он, зевнув. — Налей и мне. И сочини-ка что-нибудь поесть.
Алиса открыла холодильник. Ничего, кроме банальной яичницы, она на скорую руку «сочинить» не могла. Поставив на огонь сковородку, она принялась резать лук и помидор.
— Ваня, ты специально на мне женился, чтобы все время попрекать?
— А? — Он мечтательно пил чай и, казалось, не ждал от нее острых вопросов. — Нет, конечно, нет. Но что было, то было. А ты зачем-то разыгрывала передо мной воплощенную невинность. Не надо притворяться, и мы поладим.
— Я не притворялась. Я просто боялась тебя.
Он улыбнулся:
— Алиса, боишься того, чего не знаешь. А ты меня теперь знаешь.
Яичница на сковородке весело заскворчала, и Алиса проткнула пузыри, чтобы жидкий белок стек вниз.
— Ты хочешь, чтобы я извинился?
Она молчала.
— Или, по твоему мнению, я должен был трагическим шепотом сказать: «Я не трону тебя, пока ты не будешь готова», — и гордо удалиться спать в углу на коврике?
— Зачем на коврике? — Она поставила перед ним тарелку. — В большой комнате есть тахта.
— А смысл? Мы бы ходили по квартире как два дурака, а потом все равно бы переспали. Кстати, лишний комплект постельного белья пришлось бы стирать тебе, не мне.
— Ты мог бы не выражаться так грубо.
— Все-таки хочешь, чтобы я просил прощения? Не буду, Алиса. Я хочу сказать тебе совсем другое. — Он мягко привлек ее и посадил к себе на колени. — Мне было очень хорошо с тобой. Серьезно. Я чувствовал себя счастливым в твоих руках. И я не хочу извиняться за лучший секс, который у меня когда-нибудь был, поняла?
Она осторожно поцеловала его и быстро вскочила.
— Ты ешь, пока не остыло.
— Спасибо. — Он энергично заработал вилкой. — Правильно, не сердись. И я не буду по пустякам сердиться, мало ли что кто из нас скажет.