— Ладно, извини. — Илья Алексеевич сел и пригладил волосы. — Ты права, сейчас не самое подходящее время. Разогреть тебе обед?
— Как хочешь.
Когда Тамара вышла из ванной, на столе дымилась тарелка борща с ложкой сметаны в центре, в микроволновке ждала своей очереди тарелка с котлетами, и еще Илья Алексеевич сообразил салат из помидора, половинки огурца и остатков сыра.
— Мило, — сказала Тамара, принимаясь за еду. — А ты не будешь?
Он отрицательно покачал головой. В семье было не принято ждать друг друга. То Тамара задерживалась на лекциях, то Илья Алексеевич торчал на службе допоздна, и глупо было одному из супругов сидеть голодным. Кроме того, ему казалось, что Тамаре гораздо больше нравится есть с книжкой, чем в компании мужа. Алиса тоже ела самостоятельно, Тамара просто контролировала количество котлет и уровень супа в кастрюле.
Она взяла ложку и привычно потянулась за романом в мягкой обложке, но Илья Алексеевич мягко перехватил ее руку:
— Подожди, Тамара. Надо поговорить.
— Хорошо, давай поговорим, — равнодушно сказала она, отрезая кусок хлеба.
— Пойдем завтра к Алисе! Я вина куплю…
— Илья, вопрос закрыт. Я никуда не пойду, пока она не попросит у меня прощения за свою безобразную выходку.
— Да брось ты дуться! Ну взбрыкнул человек, ну проявил самостоятельность, что теперь?
— А теперь то, что я не допущу, чтобы моя дочь вытирала об меня ноги! Алиса оскорбила меня, продемонстрировала, что совершенно не считается с матерью, а я должна это проглотить?
— Тамара, ничего такого не было. Просто она хотела замуж выйти и боялась, что ты — извини, конечно, — отпугнешь ее молодого человека.
— Вот как? Значит, она понимала, что этот молодой человек — неподходящая для нас компания, и тем не менее поступила по-своему. Наплевав на наше мнение и наше нежелание видеть подобный персонаж членом нашей семьи. А я теперь должна ее расцеловать как ни в чем не бывало? Нет уж, милый мой, я не могу ее простить, пока она не раскается!
Илья Алексеевич вдруг страшно разозлился. Из глубин души поднималась слепящая, гулкая ярость, словно там внезапно включился мощный генератор. Холодный, безапелляционный тон жены, канцелярские словечки «продемонстрировала», «вопрос закрыт» разбудили в нем зверя.
— А как ты хотела? — спросил он с обманчивым спокойствием.
— Я воспитывала ее в традициях нашей семьи, — отчеканила Тамара, — и вправе была ожидать, что она представит мне своего жениха заранее, чтобы я могла составить о нем мнение и решить, можно ли ей за него выходить. Слава Богу, я прекрасно разбираюсь в людях. Я думала, она понимает, что в первую очередь нужно сохранять достоинство, а она побежала за этим красавчиком, как мартовская кошка. Она должна была…
Тут терпение Ильи Алексеевича лопнуло.
— Должна была? — заорал он. — Кому? Тебе?
— И мне в том числе, — спокойно подтвердила Тамара.
— А ты? Ты ничего не должна ей была? У тебя вообще как хватает наглости заявлять, что ты ее воспитывала, когда ты замечала ее, только если она в чем-то тебе мешала? Или если хотелось на ком-то сорвать зло, а меня поблизости не было! Тамара, если бы у нас был дом побольше и средства на гувернантку, ты бы вообще не знала свою дочь в лицо!
— Илья!
— Ах, она должна была тебя спросить! А что ты сделала, чтобы ей хотелось тебя слушать? Ты, может, вела с ней задушевные беседы? Может, интересовалась ее жизнью? Может, в чем-то помогала ей? Да ни хрена подобного! Ты удивляешься, что она не показала тебе жениха, после того как выдавила из дома всех ее подруг?
— Немедленно замолчи! — Тамара вскочила, чуть не опрокинув тарелку с борщом. — Ты несешь ахинею! По-твоему, я должна была терпеть в доме малолетних шалав, потому что никого другого она сюда не приводила? Как ты смеешь говорить, что я плохо ее воспитывала, что ты вообще в этом понимаешь? И не ори на меня! Твоя воля, так ты бы ее вообще распустил!
Руки Ильи Алексеевича тряслись, ему хотелось отвесить жене пощечину и назвать ее словами, недопустимыми в женском обществе. Он из последних сил сдерживал себя. Смотреть на Тамару было противно, он рывком распахнул форточку и закурил, судорожно затягиваясь.
Почему он так волнуется, почему ему так плохо? Разве он узнал что-то новое? Разве раньше ему было неизвестно, что Тамара — холодная и бездушная женщина, которой, в сущности, безразлична судьба мужа и ребенка? Разве он видел от нее когда-нибудь нежность и поддержку?
— В общем, так, — сказал он, по-прежнему стараясь не смотреть на жену. — Алиса выросла, воспитывать ее поздно. У нее началась новая, взрослая, жизнь, и если что-то пойдет не так, то не потому, что она плохой человек, а потому, что мы с тобой плохо подготовили ее к этой жизни. Теперь мы можем только помогать ей. Прошу тебя, одумайся, прими ее такой, как есть, и, поверь, она ответит тебе благодарностью. Кстати, если хочешь знать, это я решил не сообщать тебе о свадьбе заранее!
— Что?!
— Да, представь себе. Я прекрасно знаю Ивана по работе, это очень достойный молодой человек — и по моему мнению, и по мнению всех сотрудников. Мне совершенно не хотелось, чтобы прекрасный зять сорвался с крючка из-за твоих глупых фанаберий. Так что Алиса ни в чем не виновата перед тобой.
— Да ты понимаешь, что наделал! Какое ты имеешь право что-то решать, когда дело касается нашей семьи? Ты поступил как последний сводник! Ваня этот! Что ты о нем знаешь? Выпил с ним, вот он тебе уже и хороший человек! Фу, гадость какая!
— Тамара! Разыгрывай перед кем хочешь свои спектакли, но я живу с тобой двадцать лет и знаю тебя лучше, чем себя самого. Если хочешь, облегчи душу, оскорби меня какнибудь еще, но завтра мы пойдем к Алисе, и ты скажешь, что рада за нее, а с Ванькой будешь приветлива и мила.
— Ты, кажется, диктуешь мне условия?
— Нет. Просто предупреждаю. Или так, или я разведусь с тобой.
— Напугал!
— Не знаю, напугал или обрадовал, только если завтра мы не проведем у Алисы приятный вечер, причем приятный для всех членов семьи, а не только для тебя, то послезавтра утром я подаю заявление на развод. — Илья Алексеевич устало выкинул окурок в форточку. — Я хочу общаться с дочерью так, как считаю нужным, не оглядываясь на твои идиотские запреты, — пояснил он, ибо жена отвечала каменным молчанием.
Она достала из микроволновки второе, капнула на котлеты кетчупа и, поразмыслив, положила себе салата.
— Что ж, если все так, как ты говоришь, получается, она не настолько виновата, — сказала Тамара холодно. — Алиса, конечно, не должна была тебя слушаться, но я могу понять, что, увидев в тебе союзника, она совершенно забылась. Ничего хорошего в этом нет, но я пойду к ней завтра.
— Вот и хорошо! Тамара, ты молодец! Они с Ваней так будут тебе рады, да они что хочешь для тебя сделают, они на руках тебя носить будут за то, что ты их простила!