Илья Алексеевич молча достал сигареты. Пока длится эта свистопляска с Алисиным замужеством, он выкурил, наверное, больше, чем за всю предыдущую жизнь. Он ходил по кабинету, смотрел на спокойное, чужое лицо и думал, что совсем не знает и не понимает этого человека.
— Зачем ты мне это говоришь? — спросил он устало. — Что ты хочешь, Ваня?
— Да просто хочу нормально жить с Алисой! — Иван взял со стола шикарную авторучку главврача и принялся ожесточенно крутить ее. — Вы думаете, у нас все понарошку, а у нас обычная семья. Давайте забудем о том нашем разговоре, а?
Илья Алексеевич со вздохом отобрал ручку и на всякий случай спрятал в ящик.
— Хорошо. Но я же не заставляю тебя разводиться, сразу сказал — живите как знаете. Зачем ты пришел?
Иван улыбнулся — как-то грустно, беспомощно:
— Сам не пойму. Если подумать, ваше предложение было для меня, как бы это помягче сказать, оскорбительным, что ли… И я согласился только потому, что Алису всегда уважал.
— Так, ясно. — Илья Алексеевич с силой раздавил окурок в пепельнице. — Хотим хорошую мину при плохой игре? Обставляемся? Только вот с Алисой не надо играть в эти игры! Передо мной можешь выделываться как хочешь, а ей голову не морочь!
Иван шумно выдохнул и энергично потер виски.
— Я знал, что разговор будет трудным, и не надеялся, что вы сразу мне поверите. Но мне не хотелось бы все-таки, чтоб вы считали меня подонком. Я серьезно отношусь к вашей дочери и к тому, что мы теперь женаты. На каникулах хочу ее к своим родителям свозить, познакомить… Прошу вас, вы можете воспринимать наш брак всерьез?
— Ваня, вы с Алисой живете вместе, ты ее содержишь, что еще нужно? Ты сделал все, о чем я тебя просил, а дальше — как пойдет. Хотите жить — живите, кто же против? Каких еще гарантий ты хочешь от меня?
— Илья Алексеевич, я ничего не хочу, кроме того, чтоб вы немножко забыли, каким диким образом я вошел в вашу семью. Не думайте, что все это фарс и видимость и скоро закончится. Я муж вашей дочери и прошу воспринимать меня как мужа, а не как какую-то… — он замялся, — декорацию.
— Ваня, поверь, я хорошо к тебе отношусь.
— Но вы к нам никогда не приходите и нас не приглашаете. Просто не хотите сближаться, думая, что в скором времени я исчезну. Все знают, что Алиса замужняя женщина и родит в браке, что еще надо? А внутри семьи нет нужды изображать дружную семью, так?
— Ты не прав, — пробормотал Илья Алексеевич смущенно. — Мы, наоборот, хотели дать вам время привыкнуть друг к другу. Но мы обязательно придем, я сам очень соскучился. Может быть, даже завтра, если Тамара Константиновна будет свободна.
— Спасибо. Я скажу Алисе, чтобы приготовила праздничный ужин.
— Господи, зачем такие церемонии, Ваня? Мы же родные люди…
Он легонько похлопал Ивана по плечу. Тот нерешительно поднялся, одернул и без того прекрасно сидевший джемпер.
— Спасибо, Илья Алексеевич. — Он пошел к дверям, но остановился. — И вот еще что… Не нужно устраивать мою карьеру. Сам разберусь.
Вернувшись домой, Илья Алексеевич проглотил тарелку невкусного борща, а котлеты положил в миску общеподъездной кошки. Он задержался покурить на лестничной площадке и с тоской смотрел, как кошка брезгливо нюхает его обед. Благодаря обществу котолюбивых бабушек из парадной в ее миске бывали и куда более изысканные блюда. Формально кошка была ничья и свободно разгуливала по двору, но на площадке последнего этажа имела миску и матрасик под батареей. Иногда бабки возили ее к ветеринару, а в самую стужу брали ночевать к себе домой.
Кошка укоризненно посмотрела на него и коротко мявкнула.
— Чем богаты… — ответил Илья Алексеевич и присел почесать кошку за ухом. Она заурчала и потерлась о его ноги.
Он осторожно погладил ее живот, не ожидается ли прибавление. Он бы взял котеночка для Алисы, именно от этой кошки, ибо был самого высокого мнения о ее интеллекте. Однажды Илья Алексеевич курил на балконе и вдруг услышал снизу требовательное мяуканье. Кошка сидела возле входной двери и пристально на него смотрела. Поймав его взгляд, она громко сказала на своем кошачьем языке: «Что смотришь, спустись и открой!» Илья Алексеевич прекрасно ее понял. Он ухмыльнулся кошачьей наглости, а кошка в ответ поскреблась лапой в дверь: открывай, мол! Он впустил ее и с тех пор очень уважал.
Пока он общался с кошкой, пришла Тамара. Илья Алексеевич застал ее в прихожей. Он помог жене снять пальто, подал тапочки. Пока она расстегивала сапоги, прямая юбка поднялась, открыв стройные суховатые бедра. Красивые у нее все-таки ноги, подумал Илья Алексеевич и прошел вслед за женой в комнату. Тамара была, как обычно, одета в строгий деловой костюм, и этот стиль очень ей шел. Светло-серый цвет костюма подходил к ее типу скандинавской блондинки, прямая юбка до середины колена не таила никаких ненужных выпуклостей, кроме ягодиц совершенной формы, а пиджак прекрасно облегал высокую грудь и тонкую талию. Под пиджаком Тамара всегда носила строгие блузки мужского покроя, иногда с галстуком. В дни, когда у нее не было лекций, жена надевала менее официальный английский твидовый костюм с чуть расклешенной юбкой и жилеточкой-гольф. Брюки она носила редко, впрочем, прятать под ними столь совершенные щиколотки было бы настоящим варварством.
Илья Алексеевич в очередной раз горько пожалел, что передал дочери свой тяжелый костяк и маловыразительную крестьянскую физиономию. Достанься ей легкий Тамарин скелетик, жизнь ее сложилась бы иначе.
— Тамара, давай завтра сходим к детям, — предложил он нерешительно.
— К каким детям? Насколько мне известно, у нас только одна дочь, и та предала меня ради какого-то жиголо!
— Ну что ты говоришь! Она никого не предавала, просто вышла замуж. И парень, кстати, очень хороший, ты сама это поймешь, когда присмотришься.
Сняв пиджак и блузку, Тамара осталась в строгом белом лифчике с узкой полоской кружев, и Илья Алексеевич вдруг почувствовал острое желание. Он обнял жену, медленно провел ладонью по спине вниз, нащупал молнию на юбке…
— Прекрати, Илья! Я устала и хочу есть.
Не слушая, он потянул юбку вниз. Она застряла на бедрах, пришлось стаскивать через голову.
— Да что с тобой? Ты русский язык понимаешь?
— Конечно, — кивнул он, укладывая жену на кровать, — понимаю.
— Или тебе все равно, что я пришла с работы совершенно измотанная? Раз приспичило, то вынь да положь? Ты вообще не хочешь владеть собой?
— Я хочу владеть тобой, — прошептал Илья Алексеевич, легонько пожимая ее грудь и отправляясь в чудесное путешествие по плоскому нежному животу. Он предвкушал неторопливый, радостный секс, но вдруг заметил на лице Тамары выражение нарочитой, раздраженной покорности, и желание сразу пропало. Она уступает, но не потому, что хочет поддержать его порыв, и даже не потому, что ей приятно внимание мужа. Нет, просто это ее долг, и она честно исполняет его, несмотря на усталость. Потом она ему припомнит, как он, эгоист и грубиян, заставлял ее заниматься любовью, наплевав на ее усталость.