Несмотря на физическое напряжение, руки, ноги и лицо занемели. От холода поврежденное плечо горело тупой, изматывающей болью. В довершение всего мы весьма смутно представляли, где находятся пирамиды. Прежде я лишь случайно набрел на них ночью, идя на свет от костра Страчана, в бреду от мучительной боли. При дневном свете горный склон состоял из коварного сочетания гальки и впадин.
— Никогда не поднимался так высоко, — тяжело дыша, произнес Броуди. — Думаю, до пирамид недалеко. Если не собьемся с прямого курса, скоро будем там.
Я не был так уверен. Кругом лежал лишь щебень, и ничего похожего на тропу. Мы сами выбирали путь, часто натыкаясь на выступы, по которым приходилось карабкаться или обходить. Если Страчану удалось в одиночку отнести меня вниз по такому месту, он явно сильнее, чем кажется.
И опаснее.
Мы шли против ветра, сгибались от непомерных усилий. Начали вместе, но на крутом откосе растянулись. Броуди решительно ушел вперед, с привязанной рукой я едва держал равновесие, поэтому отстал. Позади всех оказался Фрейзер. Толстый, физически слабый сержант сипло дышал и с каждым шагом все больше отдалялся.
Я подумал попросить привала, как услышал шум позади. Обернулся — упал Фрейзер. Вместе с лавиной камней он проехал вниз на руках и коленях. Остался стоять на четвереньках, хватая ртом воздух, не в силах встать.
Броуди шел вперед, ничего не заметив.
— Броуди! Стой! — крикнул я, но ветер принес слова обратно.
Я поспешил к Фрейзеру. Взял его под мышки и попытался поднять на ноги. Тяжелый мертвый вес.
— Дай передохну минутку, — простонал он.
Ни минута, ни пять ничего не изменят. Сержант не сможет идти дальше. Впереди, сквозь стену града, едва виднелся Броуди. Резкий порыв ветра ударил по глазам ледяными иглами, и я отвернулся.
— Сможете вернуться в машину? — спросил я, прильнув вплотную к уху.
Он кивнул, грудь тяжело вздымалась.
— Уверены?
Фрейзер раздраженно отмахнулся. Я оставил его и поспешил за Броуди. Теперь он совсем скрылся из виду. Пытаясь нагнать его, я совсем выбился из дыхания. Смотрел лишь под ноги, чтоб не подставлять лицо свирепому ветру. Когда б ни поднимал голову в надежде увидеть Броуди, град стоял стеной, похожей на экран сломанного телевизора.
Оступившись, я приземлился на колено и стал глотать легкими воздух. Не знал даже, сколько еще смогу пройти.
— Броуди! — крикнул я, но в ответ раздалось лишь завывание ветра.
С трудом поднялся на ноги. Слишком обдуваемое место, чтобы долго оставаться: надо решать, продолжать ли путь или последовать за Фрейзером. Насыпи камней вокруг были причудливо симметричны. Силясь нагнать Броуди, я смотрел вперед и не замечал даже, где иду.
Тут до меня дошло, что я стою посреди погребальных пирамид.
Однако Броуди не было и следа. Нет, он не мог пройти мимо них, хотя со мной это едва не произошло. Вдруг вихрь образовал проблеск в кружащем граде, будто отодвинули штору. Это длилось пару мгновений, но я успел рассмотреть крупное каменное сооружение поодаль на склоне.
Я направился к нему, ботинки скользили по сырому дерну. Круглая хижина служила входом в пещеру. Снаружи было пепелище. Угли давно остыли, покрылись градом, однако мне померещился огонь, вспомнилась фигура в капюшоне, которая так внезапно вышла на свет в ту ночь, когда я заблудился. В памяти всплыли слова Страчана: «В брохе хорошо думать. Представляете, две тысячи лет назад здесь сидели люди. А я словно продолжаю традицию».
Я огляделся, не ожидая увидеть ни Броуди, ни Фрейзера, но втайне надеясь. Кроме меня, снаружи не было ни души. Попытался вглядеться внутрь лачуги, стараясь всеми фибрами почувствовать присутствие человека. Оттуда зияла лишь темнота. Просто сделай это. Согнувшись, я нырнул в низкий вход.
Тишина окутала меня подобно одеялу, отрезав завывания ветра. В кромешной мгле воздух казался пропитанным древностью. Потолок не давал выпрямиться во весь рост. Никто на меня не прыгнул. Глаза начали привыкать, я увидел холодные каменные стены и голую землю под ногами. В лачуге было пусто, будто тысячу лет сюда не заходило ни души.
Затем, углом глаза, я увидел белое пятно. Нагнулся рассмотреть поближе. В окаймленном камнями углублении была полусгоревшая свеча на желтых разводах застывшего воска, оставленных бесчисленными предшественницами.
Я нашел логово Страчана. Но где он сам?
Выпрямившись, я заметил, как ненадолго потускнел свет за спиной. Резко повернулся, сердце бешено стучало. От стены отделилась чья-то тень.
— Привет, Дэвид.
Я не ответил. Мозг словно отключился, парализуя речь и движение. Страчан шагнул вперед, и в проходе вырисовался силуэт.
В опущенной руке он держал нож, лезвие отражало свет.
— Снова сюда забрался? Я же говорил, тебе тут понравится.
В стенах броха голос разносился глухим эхом. Страчан не стал подходить ближе, но он преграждал мне единственный выход. Я старался не смотреть на нож. Изо рта Страчана шел пар. Глаза были впалыми и затравленными, бледное лицо оттеняла сине-черная щетина.
Он наклонил голову, прислушиваясь к ветру.
— Знаешь, что такое Беинн-Туиридх? По-гэльски это «стонущая гора». Меткое название, правда?
Тон был непринужденным, будто Страчан заглянул к другу в гости. Провел рукой по стене. Другая — та, что с ножом — оставалась опущена.
— Это место не такое древнее, как пирамиды. Построено около тысячи лет назад. Такие брохи раскиданы по всему острову. Я так и не понял, зачем их строили. К чему рядом с кладбищем сторожка? Чтобы присматривать за мертвыми? Как думаешь?
Я не ответил, и Страчан улыбнулся:
— А, ты же здесь не из археологического интереса, верно?
— Мэгги Кэссиди умерла. — Ко мне вернулся голос.
Он рассматривал крупные камни.
— Знаю.
— Это ты убил ее?
Страчан замер у стены. Затем со вздохом опустил руку.
— Да.
— И Дункана? И Дженис Дональдсон?
Он не удивился, услышав имя проститутки. Лишь кивнул, развеяв все мои сомнения.
— Зачем?
— Какая разница? Они мертвы, и их не вернешь.
Страчан съежился. Я должен был ненавидеть его, но совсем сбился с толку.
— У тебя была на то причина!
— Тебе не понять.
В глазах не мелькнуло ни следа безумия. Только усталость. И печаль.
— Дженис Дональдсон шантажировала тебя, так? Угрожала рассказать Грейс?
— Не впутывай сюда Грейс, — предупредил он резко огрубевшим голосом.