— Ты как? — Воткинс кажется искренне обеспокоенным. — Извини, пацан, я не хотел сделать тебе больно.
— Ты охренел? — Джим с трудом восстанавливает дыхание. — Она что, настоящая?
— Конечно. Вполне настоящая пневматика.
— Вот урод-то! А выглядит как настоящая.
Воткинс любуется пушкой.
— Вальтер ППК. Продукт гения немецкой инженерной мысли. Такой пользовались Бонд, Джеймс Бонд, и агенты ЦРУ.
— Где ты ее взял?
— Отец подарил.
— Отец тебе пневматику подарил?
— Если точнее, я позаимствовал ее на время. У него коллекция. Он их через Интернет покупает. Копии легендарного оружия.
— И что, он не заметил пропажи?
— Вряд ли. У него их полно.
— Чем, ты говоришь, он занимается?
— Недвижимость продает.
— Во Флориде?
— Во Флориде. В обеих Каролинах. В Колорадо. В Вайоминге. У него везде собственность есть. Хочешь подержать? — Воткинс протягивает Джиму пистолет.
Тот качает головой и отворачивается.
— Зачем тебе эта хрень?
— Ты в Ист-Пало-Альто часто бываешь?
— Нет.
— Ну вот, если поедешь туда, тебе такая хрень тоже понадобится. Хотя бы пугач.
— Зачем тебе туда ездить?
— Там такие цыпочки! Всех оттенков шоколада.
— Зашибись.
— Ты насчет цыпочек не беспокойся особо, Пенек. Ты лучше беспокойся насчет сложившейся ситуации.
— И что у меня за ситуация? — спрашивает Джим, зная, что Воткинс все равно ему сейчас все объяснит.
Воткинс улыбается, предвкушая атаку.
— Что, по-твоему, он знает?
Джим размышляет, не соврать ли. Но, едва помедлив с ответом, понимает, что это бесполезно. Воткинс ему не поверит и снова схватит за горло. «Ну и хер с ним, — думает Джим. — Док много знает. Нам конец. Нас скоро накроют. Но это не моя вина. Это не я трахаю все, что шевелится. Это не у меня венера. Так что на, получай»:
— Он спросил меня, знаю ли я кого-нибудь с венерическим заболеванием.
Поначалу Воткинс просто молчит. Пялится на Джима в полном шоке, а тот про себя улыбается. Наконец Си-Джей взрывается. Сжимает кулак, топает ботинком и орет:
— Вот же мудила гребаный!
— Не знаю, откуда он узнал, — решает встрять Джим. — Она, в смысле, Кристен, наверное, кому-то все-таки что-то рассказала. Не знаю, короче. Я сказал, что ни о чем таком не слышал. Он вроде купился.
— Твою мать! — вопит Воткинс. — Еще что он сказал?
— Больше ничего. Спрашивал только, с кем она выходила и у кого венера.
— А о чем он первым спросил?
— Сначала про венеру.
— И каким тоном?
— В смысле?
— Он злился? Или спокойно говорил?
— Просто спрашивал. Он совершенно точно не знает, кто тут замешан. Направление правильное, но он идет на ощупь.
Воткинс начинает метаться по тесной комнате, ругаться и разговаривать сам с собой. «Что он знает? Раз такой вопрос задает, значит, много. И еще неизвестно, что ему Пенек на самом деле сказал. Получил он тот ответ, который хотел? Все зависит от того, как этот ответ сформулировал Пенек. Сколько нюансов, твою мать. И сколько, интересно, у меня времени?»
И так несколько минут без остановки. Смотреть на это жутко. Ходит туда-сюда, бормочет, чертыхается и размахивает пушкой, пусть ненастоящей, но все равно стремно. Окружающего мира для него не существует. Внезапно Воткинс замирает, потом бросается к Джиму и спрашивает:
— И сколько он здесь пробыл?
— Не знаю. Минут семь-восемь, не больше.
— Он что-нибудь трогал?
Джим уже собирается сказать, что нет, но тут же вспоминает.
— Да, трогал, — взволнованно говорит он и показывает на фотографию: — Вот ее трогал.
Воткинс хватает его за кисть.
— Покажи где. Стекло или рамку?
Джим не помнит точно. Наверное, и то и другое. Он как-то на этом не концентрировался. Помнит только, что Коган брал ее в руки.
— У тебя лупа есть?
— Нет.
— Вали в книжный и купи лупу.
— Сейчас? У меня экзамен на носу.
— Не пойдешь сейчас, не будет больше у тебя экзаменов.
— Ты это к чему?
— Просто я гений, вот к чему! У меня родилась блестящая мысль.
— Какая?
— Я как-то с одной девчонкой познакомился. Во Флориде. У нее был парень, который в нее жутко втрескался.
— И чего?
— Он послал ей в подарок пиццу. А на ней всякие клевые штуки.
— Какие штуки?
— Лепестки роз. И конфеты-сердечки. Знаешь, такие красненькие продают? Сопли в шоколаде, короче.
Джим по-прежнему ничего не понимает.
— А это тут при чем?
— Увидишь. Иди лупу покупать.
11 мая 2007 года, 21.24
Телефон звонит поздно, около половины десятого. Мэдден вместе с сыном собирает в подвале модель американских горок. И тут в дверь стучит жена и сообщает, что у Хэнка разрывается мобильник. Хэнк выходит, жена протягивает ему телефон.
— Инспектор Мэдден? — Голос женский, напряженный.
— Слушаю.
— Это Саманта Пинклоу, мама Керри. Простите, что так поздно, но вы сказали, если что-нибудь случится, чтобы я вам сразу позвонила.
У Мэддена от предчувствия сжимается сердце.
— Я вас слушаю, миссис Пинклоу.
— Кто-то доставил нам пиццу минут пять назад.
— Так… — Мэдден не знает, что и думать.
— Ну, во-первых, мы пиццу не заказывали.
— А кто доставил, вы не знаете?
— Нет. Она просто… ну… появилась.
Керри выглянула во двор посмотреть, почему так лает собака. И на коврике перед дверью обнаружила большую коробку с пиццей. Ни записки, ни счета. Только коробка. Они сначала подумали, может, им ее по ошибке доставили.
— А пицца-то внутри есть? — спрашивает Мэдден.
— Есть. Вот только странная какая-то.
— Простите?
— Вы не могли бы приехать? Мы ее не трогали. Керри вообще в истерике.
— Миссис Пинклоу, что там с этой пиццей?
— Там кошмар. Пожалуйста, приезжайте. И поскорее.