— Если мы найдем человека-волка, я убью его. Это укрепит твою решимость. Нельзя же идти на битву с богами, когда тебя что-то держит в этом мире.
Она помотала головой.
— Если кому и суждено его убить, то только мне.
— Почему?
— Ты спрашивал, какая жертва дороже глаза. Я могу отдать сына.
— А ты сможешь?
— Не знаю.
— Не позволяй себе отклониться от цели.
— Я не позволю. Однако все требуется сделать точно так, как подскажет источник. Есть только один очевидный путь вперед и к победе — через тернии.
— А я бы его убил.
Ее лицо посуровело.
— Из мальчишеской ревности, потому что я привязана к нему сильнее, чем к тебе? Он же мой сын, не думаешь же ты, что я буду любить тебя больше, чем его. Когда я говорила, что на востоке нас ждет богатство, ты взялся за дело, как полагается мужчине. Вот и веди себя как мужчина.
— Храбрости мне не занимать. В бою я готов выступить против тысячи врагов. Но я вижу, что против тебя магия, и тут я превращаюсь в труса. Я боюсь за тебя, и, признаюсь честно, я тебя люблю.
Саитада улыбнулась.
— Подави в себе нежные чувства. Они держат тебя в западне. Меня нельзя любить, Болли. На мне лежит тень мертвого бога. Не допускай, чтобы она пала и на тебя.
— Моя мать пожертвовала жизнью ради тебя. Я готов сделать то же самое.
— Тогда сделай это как следует. А не разбрасывайся своей жизнью просто так.
Воин засмеялся.
— Ты была бы мне прекрасной женой. Ты настоящий воин, Саитада, хотя твой меч — острый язык, а твое копье — красота.
— Я старуха, Болли.
— Но красивее любой девчонки. Ты прекрасна.
— Я принесу тебе смерть, как и всем остальным, кто был верен мне.
— Прошло пятнадцать лет с тех пор, когда я впервые убил в бою человека, и за это время я отправил в чертоги Всеобщего Отца немало народу. Одину не терпится увидеть меня за своим столом, я это чувствую. Воины понимают, когда их жизнь на исходе. Мой отец, например, понимал. Я должен умереть в самое ближайшее время, не может же мне везти вечно. И я отдам свою жизнь за тебя. Не такой уж это великий подвиг.
Женщина сглотнула комок в горле и поднялась.
— Наверное, — проговорила она, — но, как мне кажется, в итоге наступит мир.
— Ты обретешь мир со мною. У меня хватит сокровищ и золота, чтобы даровать счастье любой женщине. Становись моей женой, Саитада, чтобы я мог бросить к твоим ногам выкуп за выдру.
Саитада улыбнулась, слушая, как Болли Болисон пытается говорить возвышенным слогом. Она вспомнила легенду о том, как Локи убил выдру, которая была вовсе не выдрой, а человеком, превратившимся в зверя. Отец убитого пленил Локи, заставил поклясться, что бог даст выкуп за смерть его сына. Локи отдал кольцо, украденное у одного карлика, но карлик проклял кольцо, и оно принесло смертным одни только несчастья.
— Я и есть выкуп за выдру, Болли. Проклятый дар. Норны отдали меня в жены богам, а не людям.
— Так разведись с ними. Для этого достаточно одного слова.
— Я не знаю, как сказать это слово. — Она протянула руку, чтобы погладить его по голове. — Но вдруг я узнаю его у источника.
— Когда ты идешь к источнику?
— Когда ты откроешь мне дорогу?
— Мои люди наготове. Сначала надо заключить уговор, но, думаю, дня через два-три тюрьма будет в наших руках.
— Уговор?
— С императором. Я уже отправил гонцов. Его армия не справляется, они теряют доверие. Люди уже спасаются из города бегством. Мы хотим, чтобы он заменил свою гвардию нами. И тогда город окажется в наших руках.
— Греки будут сопротивляться.
Болли Болисон похлопал по рукояти меча.
— Я же сказал, что готов умереть за тебя.
— Будет довольно, если ты проведешь меня в дом, который стоит в тени собора. Твоей смерти не требуется. Нам необходимо продержаться там, пока не наступит подходящий момент.
— Когда он наступит?
— Когда я соберусь с духом.
— В таком случае ждать осталось недолго, вала.
Женщина улыбнулась ему.
— Да, ждать осталось недолго.
Аземар попробовал на прочность веревки, стягивавшие руки за спиной. Веревки были крепкие и завязаны так туго, что у него онемели пальцы. Он находился в каком-то подвале, как ему показалось. Было очень темно, хотя сквозь доски, настеленные сверху, пробивался слабый свет.
Никто не объяснил ему, за что он здесь и кто его схватил.
Потом, когда болезненный дневной свет угас и в подвале сделалось темным-темно, послышались шаги. Аземар мысленно перекрестился и помолился об избавлении. Он понимал, что попал в руки вовсе не простых разбойников, потому что у него — монаха в рясе и с тонзурой — явно было нечего брать. Значит, его взяли в заложники? Да, иногда монахов похищали, чтобы потребовать выкуп у монастыря, только он так далеко от дома — пройдут годы, пока гонец доберется до Руана. И господин Ричард точно не станет платить за его освобождение теперь, когда он не смог выполнить задание.
Его похитители говорили что-то о чародействе. Может, они просто суеверные греки, которые хотят возложить на чужестранца вину за странную напасть, поразившую город. В этом случае у него вовсе нет надежды на спасение. Они убьют его на всякий случай, вдруг он действительно виновен.
Дверь открылась, и на стену упал треугольник света. Аземар мысленно собрался и выпрямил спину. Шаги на лестнице: спускаются двое, высокий, идущий сзади, несет свечу. Он рассмотрел впереди маленькую фигурку в плаще с капюшоном, ее сопровождал огромный детина, грузный, с хлыстом за поясом, который кроме свечи нес еще и небольшой стул. Он поставил стул напротив Аземара, и человек в капюшоне сел. Это оказалась женщина, миниатюрная, в шикарном платье, сверкавшем золотыми нитями, ее изящные ручки были украшены переливающимися кольцами.
— Почему ты здесь? — Женщина говорила по-гречески.
— Меня схватили.
— Зачем ты пришел сюда, в Константинополь?
Аземар сглотнул ком в горле. Со страху ему показалось, будто женщина спрашивает, как он оказался связанным в чужом доме, он даже подумал, что она отпустит его.
— Я ищу здесь друга.
— Если ты сейчас же не откроешь всей правды, то я прикажу тебя бить, — сказала женщина. Голос ее звучал ровно, дружелюбно, однако Аземар счел за лучшее не сомневаться в правдивости угрозы.
— Я здесь, чтобы найти ученого Луиса. Меня отправил отец его жены.