и видеть возмездие нечестивым.
— Достаточно ли ты силен, брат, чтобы петь? Мы должны продолжать пение. Это бесчестие постигло нас, потому что мы позволили пению умолкнуть.
Жеан был не в силах отвечать. Он пошевелил ногой. Ноги что- то коснулось.
— Нам предстоит умереть, — сказал монах. — Слава Господу, который послал нам мученичество. — Он храбрился, однако голос его дрожал. Жеан понял, что монах замерзает. Жеану и самому было холодно, очень холодно.
— Где мы?
— В самом нижнем подземелье, в колодце Христа.
Песнопение продолжалось:
Ибо ты сказал: «Господь — упование мое»;
Всевышнего избрал ты прибежищем твоим.
— А где это?
— Из крипты начинается тоннель. Он спускается сюда, к священному озеру под землей. Северяне рубили нас без жалости. Теперь место осквернено.
Исповедник вновь почувствовал прикосновение, на этот раз к руке. Что-то еще ткнулось ему в ладони. Водоросли? Нет, у него за спиной находился некий массивный предмет. Жеан схватился за него и ощупал. Пальцы прошлись по чему-то твердому и гладкому, по полукругу выступов и впадин. Он разжал руку. То, что касалось его раньше, было волосами, а только что он ощупывал чью-то челюсть.
— Ты можешь двигаться? — спросил Жеан.
— Нет. А ты разве не связан?
— Связан.
— Тогда все бесполезно. Он будет ждать нас. Он хочет, чтобы мы умерли здесь.
Жеан сглотнул комок в горле. Его тоже трясло. Песнопение справа от него оборвалось.
Он подался вперед и закашлялся. У него на шее что-то было. Петля. Жеан попытался освободиться, вертя головой, однако стало только хуже. Теперь удавка затянулась сильнее, не настолько сильно, чтобы задушить или нарушить кровоток, но он сознавал, что дальнейшее сопротивление его убьет.
А затем Жеан увидел свет — огонек, движущийся в их сторону. Свеча. Наверняка кто-то из монахов выжил, наверняка кому-то из викингов надоело ждать, и он пришел сюда. Жеан разглядел место, в которое попал: озеро в природной пещере; своды ее сходились над головой на расстоянии вытянутой руки. Три большие колонны из известняка опускались из-под сводов в воду, и как раз к ним и были привязаны монахи. Монах справа от него пел, выдавливая из себя слова псалма. Слева пел еще один, толстый. Оба монаха стучали зубами и тряслись от холода.
Вокруг них плавали или покачивались в воде мертвые тела, бледные, словно дохлая рыба в пруду, а телесные выделения, кровь, кал и моча, исторгнутые ими в момент смерти, превратили воды в вонючее болото. Монахи были убиты, в том не было сомнений — кто мечом, кто удавкой, затянутой тройным узлом.
Ворон опустил свечу на берег озерца.
— Простите, — сказал он. — Этот ужас... он необходим.
— Нечестивец, — произнес Жеан, — чернокнижник, ведьмак... — Веревка впивалась в шею, грозя задушить его. — Я тебя не боюсь!
Ворон улыбнулся ему, но в его глазах не было радости.
— Бог хочет не твоего страха. Он ждет страха от меня. Все это... — он подыскивал слово, но так и не нашел, поэтому повторил слово Жеана, — нечестие — вовсе не мой выбор. Ты ведь не думаешь, что я, словно какой-нибудь римлянин, упиваюсь чужими мучениями.
Жеан попытался ответить, но только закашлялся.
Ворон продолжал:
— Мы оба получим то, к чему стремимся, монах. Я получу видение, а ты станешь мучеником. Когда тебя найдут, то постараются увековечить твою смерть всеми возможными способами. Паломники будут носить твои изображения.
— Я...
Жеан не мог говорить.
Ворон присел у кромки воды. Он принялся раскачиваться взад- вперед, затянув песнопение, совершенно не похожее на псалмы монахов. Звуки были зычные, гортанные, они то набегали друг на друга, то замирали, пускались вскачь и спотыкались в головокружительном северном напеве.
Фенрисульфр,
Прикованный и связанный,
Волк, прожорливый убийца,
Забота и гибель богов,
Я страдаю, как ты страдал.
За боль мою
Мне видение,
За страх мой
Предсказание...
Речитатив все длился и длился, песнопение заглушало его. Монах справа от Жеана лишился чувств, и песнь подхватил второй. Псалмы непрерывно звучали в этом месте на протяжении четырех веков. «Для чего же? — подумал Жеан. — Чтобы держать в узде этот ужас». Может быть, здешняя нечисть так долго оставалась без корма, потому что монахи несли непрестанную стражу?
От холода немело тело, от пения голова у Жеана стала похожа на перезрелую смокву и была готова лопнуть. «Ты знаешь, что они со мной сделали? Знаешь, что они сделали?» У него в ушах звучал голос, полный гнева и ненависти. Он оказался в ином месте. Точнее, место было то же самое, однако оно изменилось. Водоем исчез. Пещера стала сухой, более того — жаркой. В ноздрях щипало, а язык был словно присыпан песком. Справа от него обвивался вокруг колонны громадный змей — золотистый, красный, зеленый; у него из пасти капал яд. Он прополз у Жеана над головой, обернулся вокруг колонны, к которой тот был привязан, и переполз на колонну слева от него. А под левой колонной, привязанный точно так же, стоял странного вида человек.
Рослый и бледнокожий, с копной невероятно ярких рыжих волос, он закричал, когда змей капнул ядом ему на лицо. Кожа облезала до мяса там, куда падал жгучий яд, волосы сбились в колтуны, глаза были налиты кровью, а губы почернели и запеклись. Кислотный пар валил от тела, которое иссушал змеиный яд.
— Ты не освободишь меня, сынок? — Он умолял, крича и рыдая.
— Я тоже привязан. — В голове у Жеана внезапно прояснилось.
— Они связали тебя так же, как и меня, боги тьмы и смерти.
— Мы можем освободиться?
— Мы освободимся. Это было предсказано.
— Где же Ворон? Где эта тварь?! — прокричал Жеан.
— Ушел.
— Он заслуживает смерти.
— Он сам слуга смерти. Он служит богу в петле.
Первый раз в жизни Жеан испытал страх. Человек перед ним нестерпимо страдал, однако от одного его присутствия воздух как будто сгущался. Ужасная мысль посетила Жеана: это же ад! Гордыня подвела его, и его отправили в озеро огня.
— Ты дьявол, — проговорил он, — а это ад.
— Ад боится тебя, Фенрисульфр. Его залы содрогаются, заслышав твой голос.
— Почему ты называешь меня так? — Имя отдавалось в голове, словно гул большого колокола.
— Потому что так тебя зовут.
— Выпусти меня отсюда, демон.
— И ты станешь свободным?
— Я стану свободным.
— Тогда беги на свободу.