Внезапно Жеан снова начал задыхаться и тонуть, оказавшись в озере. Кто-то был рядом с ним в темноте, его огромная голова по­качивалась рядом, дыхание опалило кожу, чудовищный вой боли и тоски, вырывающийся из его глотки, грозил оглушить навсегда. Волк был рядом с ним, привязанный к камню тонкими, но надеж­ными путами. Его боль затопила Жеана, и он больше уже не был самим собой, он был этим волком, который пытался подняться, пы­тался снова дышать, жестоко стиснутый злобными путами, вреза­ющимися в тело. Жеан порвал веревку, которой были стянуты за спиной руки, дернул петлю на шее, превращая веревку в ошметки.

Кто-то рядом с ним испускал дух. Усталое сердце билось все мед­леннее, вены и мышцы сжимались, неглубокое холодеющее дыха­ние отдавалось у него в голове. Тело среагировало само, и Жеан рва­нулся по воде, чтобы упиться восхитительным ритмом смерти, вобрать его в себя и выразить так, как танцор выражает музыку.

Раздался дикий крик. Он прозвучал так близко, что сначала Же­ан решил, будто это он сам кричит. Но нет. Это кричал человек, при­вязанный к каменной колонне, человек, умирающий под пальцами и зубами Жеана. Новый крик, новый вой. Второй монах вопил, уго­варивая его перестать. Жеан шагнул к нему и заставил умолкнуть.

Когда он затих, Жеан немного полежал в воде, среди трупов, сам подобный трупу. Он ни о чем не думал, ничего не чувствовал. Он не задавал вопросов и не рассуждал, когда бледное дитя взяло его за руку и повело прочь от озера.

Глава сороковая
ПРАКТИЧНОЕ РЕШЕНИЕ

Леший смертельно устал. Огонь согревал и зачаровывал, и Леший позволил себе немного позабавиться, представляя в пламени раз­ные лица, пока мысленно взвешивал свои возможности.

Ему оставалось только надеяться, что сестра графа позаботится о том, чтобы он получил хоть какую-то награду, когда они прибудут в Париж. Однако каковы его шансы? Город со всех сторон окружен ордами викингов, их так много, что они подобны муравьям вокруг яблочного огрызка. Чтобы попасть внутрь, придется подраться, а к этому Леший не готов.

Но даже если он попадет в город, как выйдет обратно, когда ря­дом с ним уже не будет отряда рыцарей? «Смирись уже, ты, дурак. Ты теперь нищий. Все твои труды пошли прахом». Он сказал это про себя, и ему стало по-настоящему горько.

Воины — и франки, и даны — могут сколько угодно верить, буд­то бороться и потерпеть поражение невероятно благородно, но лич­но он с этим не согласен. Он собирался провести старость в собствен­ном саду, залитом солнцем. Он даже подумывал устроить фонтан в римском стиле, нанять женщину, которая готовила и убирала бы в доме, вероятно, даже наложницу, если хватит средств. Теперь об этом можно забыть, это просто пустые мечты.

Леший уже был готов забыться во сне и обиде, однако тревоги то и дело одолевали его, не давая сомкнуть глаз.

Сколько еще он сможет заниматься торговлей? Конечно, на жизнь ему хватит, на пищу и какое-нибудь жилье он наскребет, только он прекрасно понимает, что с ним будет, когда его начнут подводить глаза, заболит спина или колени — и без того уже боль­ные — выйдут из строя. Он умрет с голоду или будет вынужден просить милостыню под храмом Перуна. Не так следует встречать старость.

Теплый костер убаюкивал его, и его снова начало клонить в сон. Дремоту прервал какой-то шум. Птичий крик. Леший поглядел по сторонам. На спящем франке сидели два ворона. Все чувства, ко­торые купец подавлял в себе, были готовы вырваться наружу — злость, страх и разочарование, — он подхватил палку и уже соби­рался запустить ею в птиц. Но в следующий миг сдержался. Вороны сидели на Ренье, том франке, который обозвал Элис едва ли не шлю­хой из-за обрезанных волос. У Лешего появилась одна мысль.

Он опустил палку и огляделся. Лично к нему вороны не испы­тывали интереса. Он отошел к лошади и мулу, на которых они при­ехали. Животные были стреножены — передняя нога связана с зад­ней, чтобы ночью они не смогли уйти далеко. Леший снял веревки и привязал животных к деревцу. Он хотел оседлать лошадь, но по­боялся, что возня и ржание перебудят рыцарей. Затем он взял нож и побежал к палатке Элис. Пробегая мимо франка, он увидел в све­те луны, как ворон клюет того в щеку.

От прикосновения птицы франк не проснулся, но забормотал во сне:

— Она не на моей стороне. Она пожалуется на меня из-за моих злых слов. Она родит сыновей, которые истребят мой род. Эд не тот, кто должен править франками. Она не на моей стороне. Она пожалуется на меня из-за моих злых слов. Она родит сыновей, ко­торые истребят мой род. Эд не тот, кто должен править франка­ми... — Он повторял эти фразы снова и снова.

Ворон перелетел с плеча франка на дерево и исчез, слившись с темной массой ветвей.

Леший упал на колени перед входом в палатку.

— Госпожа, госпожа!

Ответа не последовало.

— Госпожа, госпожа! Быстрее, пока еще не поздно! Франк зача­рован!

— Кто здесь?

— Тсс! Не шуми. Мы должны бежать отсюда, немедленно. Один из франков точно зачарован, и кто знает, сколько еще. Госпожа, те­бе опасно оставаться среди них.

— Чего ты хочешь, Леший?

— Быстрее, одевайся. Ты в опасности. Бежим!

Элис пришла в себя и сделала так, как велел купец. Она выгля­нула из палатки, осматривая поляну. Ренье сидел, выхватив меч, глядел на клинок и бормотал что-то себе под нос, словно не впол­не понимая, что держит в руке.

Элис выбралась из палатки.

— Разбуди остальных, — сказала она.

— Нельзя, вдруг они тоже околдованы, откуда нам знать. — Ле­ший говорил тревожным шепотом.

— Тогда что же нам делать?

— Уходить, и немедленно. Ты в опасности здесь. Вороны отыщут тебя везде. Твое единственное спасение в Ладоге. Олег поможет те­бе, если до тех пор мы сумеем не подпустить к тебе чары. И я при­думал, как это сделать.

Элис поглядела на торговца. Она слышала людей, словно музы­ку, видела их в красках и понимала, что он лжет, точнее, он пресле­дует собственные интересы и не говорит ей всей правды. От него исходило гудение опасности, подобное жужжанию насекомых над летним лугом. Но когда она взглянула на бормочущего франкско­го рыцаря, то услышала совершенно другую музыку. Здесь звучала какофония, такой шум, словно мощный водный поток вращал скрипучее мельничное колесо.

— Надо уходить, — повторил Леший.

Элис знала, что он прав, и они двинулись через лагерь. Когда они проходили рядом с Ренье, он поднялся.

— Посмотри на свои волосы. Это знак колдовства. Ты не благо­родная дама, а деревенская потаскуха!

— Быстрее, к лошади! Скачи туда, где мы их повстречали! — прокричал Леший, который уже потерял надежду уйти тихо, не раз­будив франков.

Он подставил руки вместо стремени, и Элис со стоном запрыг­нула на лошадь. Ребра до сих пор ужасно болели. Она усилием во­ли подавила боль и выдернула из земли торчавшее древком вверх копье.