— Деньги в кармане, — успокоил лодочника Мирослав.
— Это-о хорошо, — сказал успокоенный. — Бона, ваша пещера!
— Смотри, — усмехнулся Мир, — человек-амфибия!
Из грота выплывал человек.
И Маша вытянула шею, на секунду поверив, что увидит персонажа Александра Беляева.
А во вторую секунду не поверила глазам.
Отчаянным одноруким кролем, волоча за собою метлу, из пещеры выплывала Землепотрясная Даша.
* * *
— …и тут я, наверно, в какую-то дыру провалилась. Чуть от разрыва сердца не сдохла. Метров сто вниз летела. Если б не метла, разбилась бы на фиг! Я когда первый раз с пятиметровки в бассейне прыгнула, так ногами о воду шарахнулась, ходить не могла. А тут сто метров… Но она, милая, сама меня догнала. Я ее — хвать! И мы мирненько спустились вниз. А ты меня еще отговаривала брать метлу в Коктебель! Она мне два раза жизнь спасла.
— Даш, Киевицу невозможно убить.
— Но ушибить-то можно! И больно!
На обратном пути — из Крыма в Киев — им достался полупустой вагон и совершенно пустое купе. И, пользуясь его пустотой, Даша в третий раз в мельчайших подробностях живописала свои приключения (на контрасте с которыми привидение Мира, обнаруженное в лодке с подругой, оставило Чуб почти равнодушной). А еще высовывала то руку, то голову в опущенное наполовину окно и играла с ветром.
— Ну, чего скажешь?
— Скажу, — патетично произнесла студентка-историчка, — что, кажется, мы с тобой только что доказали существование амазонок!
Маша рассматривала широкий, массивный браслет с чеканным изображением — женщина на коне, с мечом и копьем. Меч пронзал лежащего на земле мужчину. Копье целилось в другого врага инородного пола. У коня были крылья и драконье лицо.
Ковалева перевернула браслет другой стороной и в пятнадцатый раз взглянула на выпуклую — четырехструнную — лиру, окруженную символами или словами неизвестного ей, Миру и ученому миру древнего языка.
— Точнее, ты доказала, — поправилась честная Маша, возвращая подруге находку.
Землепотрясная с удовольствием пристроила браслет себе на предплечье:
— Я ж говорила, что докажу! Говорила?
— Говорила.
— Вот, теперь всегда меня слушай! Вымутим у Кати еще штуку бабок и возвращаемся в Крым! За лето как раз успеем побережье объехать… И вторую Лиру тоже найдем!
Вывалившись из окна их купе, победительница зажмурилась от счастья и лихого, заоконного ветра, так похожего на безоблачный, рвущийся из всех пор оптимизм Даши Чуб, переполненной приключениями, силой вновь обретенного голоса и радостью великой находки.
— Как, по-твоему, какой это век? — спросил Красавицкий.
— Не знаю. Мы ж не эксперты, — сказала историчка. — Но вещь необычная. Не похожа на скифские украшения женщин. И рисунок совсем не похож на греческие изображения амазонок. Все — непохожее! Гдинственный знакомый нам символ — Лира.
«Как здорово! Здорово!» — подумала Чуб.
Ветер за окном творил что-то странное — он явно заигрывал с Дашей. То обвивал ее шею шарфом, щекотно дышал в левое ухо. То гладил руку, проскальзывал ужом через пальцы. Ветер вел себя, как веселый щенок. Хотя, по логике, которую Даша уважала не слишком, ветер должен был нестись мимо поезда единым порывом.
— Смотрите, смотрите! Натуральный флаг Украины, — закричала Землепотрясная.
Картинка в окне была перерезана пополам горизонтом.
Внизу лежало желтое-прежелтое поле.
Вверху — синее-пресинее небо.
— И они еще пытаются доказать, что Крым принадлежит не нам. Вот вам! Выкусите! — скрутила Чуб довольную дулю. — Украинки произошли от крымских амазонок. Я нашла доказательство!
— С 1783 Крым входил в состав России. — Голос Маши прозвенел, как набат.
— Что ты хочешь этим сказать? — Голова Чуб вернулась в купе и была недовольной. — Ой, забыла, ты ж русская. Но давай без обид, — промурчала она. — Маш, какая из тебя амазонка?
Мир бросил на Чуб предостерегающий взгляд цепного пса:
— Если хочешь знать, захоронения амазонок найдены не только у нас. Они простираются на расстояние более полутора тысяч километров от южной Украины через российские степи.
— И на Лысую Гору, — подхватила Ковалева, — слетались все славянские ведьмы — и из России, и из Белоруссии.
— Ясно, — беззлобно буркнула Чуб. — Спелись!
Ветер-щенок лизал ее руку. И из услышанного счастливая Даша сделала отнюдь не политический вывод:
— Мир, а ты правда в Машу влюблен? А с привидениями можно во-още заниматься сексом?
Рассуждая примерно так: раз уж от сатаниста не откреститься, нужно его как-то использовать. Пусть и Машка будет счастлива тоже.
— Не трогай его! — не приняла заботу подруга, почему-то насупившаяся.
— А ты совсем-совсем его не любишь? — уточнила Чуб. — Чудная ты все-таки. Живешь в своем прошлом и не видишь вокруг ничего…
— А ты видишь? — возопила студентка. — Ты слышишь, что говоришь? Как ты так можешь?!!
— Да че такого, я ж просто спросила, — растерялась счастливая. — Вдруг ты его тоже немножечко любишь.
— Я не о том! — оборвала историчка. — Но раз уж мы говорим о любви, знай: твой Демон не любит и никогда не полюбит тебя, точно так же, как ты, Даша, русских!
— Я не говорила, что не люблю русских!
— Говорила!
— А что, Ян тебе че-то обо мне говорил? — Чуб с сожалением отобрала руку у ветра и быстро сползла на нижнюю полку.
— Говорил! «Это жалкое существо, безмозглое и раздутое».
Маша была жестокой.
И от солнечного Дашиного счастья не осталось следа.
— Я — жалкое существо?
— И я не понимаю, как вы оба можете так? Почему? И русские, и украинцы сошли с одной Старокиевской горы, той, на которой мы дежурим каждую ночь. Вышли из одной Киевской Руси! И ведьмы, и слепые произошли от амазонок! Почему же теперь мы должны доказывать им, что мы — тоже ведьмы, если у нас одна прапрабабушка? Может, та самая, браслет которой ты сегодня нашла. И в том, что в XIII веке слепые начали сжигать ведьм на кострах, Русь распалась на Большую и Малую, а Киев был снесен с лица земли, вряд ли есть что-то хорошее. Это плохо. Это было плохо! И ничего хорошего из этого выйти не могло. И не вышло! Потому что ведьмы, которые пошли за Акнир, рассуждают так же, как ты.
— Да что я такого сказала? — проплакала Даша.
— Ты сказала: «Вот вам! Выкусите!» Ты сказала мне на кладбище: «Ты что, русская?» Ты сказала это так, будто я — прокаженная. Ты не любишь это во мне! — Маша приложила руку к груди. — Да, я русская по папе и украинка по маме. Но как, как, как ты можешь не любить половину меня?! Как ты можешь?