И все знающие люди на СЭТ признали, что вопросом собственной безопасности товарищ Хаоран занимался с той же основательностью, с какой подходил к самым важным аспектам своей жизни. И за пять последних лет – три до Катастрофы и два после – никто не мог припомнить ни одного покушения на жизнь товарища Хаорана.
Хотя, как все понимали, желающих отправить поднебесника к его китайским праотцам было более чем достаточно. Даже в кабинете ректора Учкома из пяти гостей четверо с удовольствием убили бы товарища Хаорана своими руками.
Китаец это тоже знал, но все равно приехал в Учком, и это означало, что события прошлой ночи даже поднебесники считают очень важными. Или опасными.
В ссоре, вспыхнувшей с первой же минуты встречи, товарищ Хаоран участия не принимал, молча сидел в кресле, сложив руки на животе, и, казалось, дремал, лишь изредка бросая взгляды из-под полуопущенных век на остальных участников беседы.
М’Бога, как всегда, пытался напугать – рычал, размахивал руками, вращал выпученными глазами, ни на кого из присутствующих это впечатления не производило, но все понимали, что это ритуал, который нужно просто перетерпеть.
Вот то, что Абдула никак не может усидеть в кресле, постоянно вскакивает, резко жестикулирует и время от времени срывается чуть ли не на визг, внушало определенное беспокойство. Тарле нервничал, а это значило, что он себя плохо контролирует, что, в свою очередь, могло привести к самым непредсказуемым последствиям. Если глава муслимской канторы не получит ответов, полностью его удовлетворяющих, то вполне может попытаться что-то доказать или изменить с помощью оружия. Несмотря на недвусмысленное предупреждение председателя Городского Совета и вполне прозрачный намек шефа Службы Безопасности.
У М’Боги даже появился соблазн немного подтолкнуть Абдулу, дать ему возможность сделать глупость и объявить войну сразу всем. Это могло сулить приятные для М’Боги перемены в городской жизни. Сначала все вместе уничтожили бы Абдулу, при этом наибольшие потери понесли бы поднебесники, как ближайшие соседи. Потом, после уничтожения Тарле, можно было бы подвинуть и товарища Хаорана, а там…
Мысли были приятные, но опасные.
Фрейдин еще до рассвета связался с М’Богой и предупредил, что очень надеется на мирное разрешение проблемы. Во всяком случае, на то, что лично повелитель Конго провоцировать кровопролитие не будет.
Даже когда Абдула схватил со стола стакан и разбил его о стену, М’Бога лишь усмехнулся. А хозяин кабинета, ректор Учкома, поморщился, но замечания не сделал.
– Ты сегодня очень шумный, – с укоризной произнес Дядюшка Ха. – Я всегда восхищался твоим самообладанием, Абдула, но сейчас только сочувствую тебе.
– Ти сасунь сепе свой сочувствие знаишь куда? – прошипел Адула.
Русский язык он знал, но когда нервничал, то акцент снова всплывал, будто не двадцать лет назад приехал Абдула «блохой» на «суперсобаке» из Европы, а только неделю назад.
– Для тебя, Абдула, я могу сделать все, что угодно, – еле заметно усмехнулся Дядюшка. – И даже могу снести незаслуженную обиду… Но что подумают наши друзья?
Дядюшка Ха обвел взглядом всех собравшихся в кабинете.
– Кто-нибудь может не понять, что ты просто очень обеспокоен произошедшим, и может подумать, что ты меня не уважаешь. Или даже решить, что со мной любой может разговаривать в таком тоне… И что мне придется тогда делать?
– Я! – голос Абдулы взлетел до визга, но в последний момент Тарле взял себя в руки. – Я прошу прощений… Дядюшка. Ти извини меня… Но кто-то должен ответить… Я не потребую, что мои люди скажут? Как дальше жить, товаром торговать? Почему «сон» хреновый продаешь, спросят. И что я скажу? Скажу, что товар у ректора-мектора беру? Что это он мине яд подсунул? Так скажу? Так почиму ти его до сих пор на куски не порвал, Абдуло? Или ты не хочищь больше уважения, Абдуло? Ты умереть хочищь, Абдуло? Уступи место тому, кто не станет плохой товар в Учкоме брать… Кого уважают в Учкоме, место уступи…
– Если бы я тебя не уважал, Абдула, то не впустил бы в свой дом, – тихо проговорил ректор. – Сюда, в мой кабинет, могут попасть только те, кого я уважаю…
– Скажи! – воскликнул Тарле.
– Не боюсь, уважаемый Абдула, а уважаю, – не повышая голоса, сказал ректор. – И я настолько уважаю всех собравшихся, что не стану спрашивать, кто именно привел бойцов к Учкому…
– Кто привел? Каких бойцов? – удивился Абдула.
– Ты о чем, Николай? – удивился М’Бога. – Какие бойцы? Сказано же было – поговорить? Я без охраны приехал.
– И я! – Тарле вернулся в свое кресло. – Ты, Дядюшка, привел кого-то?
– Я сказал, что буду один, и приехал один, – покачал головой Дядюшка Ха. – Если я говорю, то…
М’Бога посмотрел на Хаорана, поднебесник еле заметно улыбнулся.
– И не китайцы, – сказал М’Бога. – Остаются Дима и Паленый…
Ни Дима, ни Паленый ответить не успели, Ректор легонько хлопнул ладонью по подлокотнику кресла, и М’Бога замолчал.
– Я не спрашиваю о том, кто привел бойцов, мне это неинтересно, – мягко произнес ректор. – Но мне, как и вам всем, интересно, что произошло с товаром. Смею вас заверить, что в моих лабораториях…
– Я не знаю, что там в твоих лабораториях, – оборвал ректора Дима, – но на улицу попало откровенное дерьмо.
– Как будто в первый раз, – брезгливо опустил уголки губ ректор. – Вы же сами заказываете время от времени…
– Мы заказываем дерьмо, да, иначе порядка на улицах не было бы. Время от времени приходится пугать клиента отравой. Вроде как из чужих рук. Думаешь, раклы хотят брать товар дорого? Рано или поздно какой-то умелец варит «сон» в подвале, продает за копейки, и что прикажешь делать? У нас с тобой договор, Николай Александрович, ты поставляешь нам товар, а мы берем только у тебя. Так ведь, уважаемые? – Дима обвел взглядом канторщиков. – Так? Так. А теперь получается, что мы взяли товар у тебя, продали как чистый, а он оказался…
– Я мелких пушеров еле успокоил, – сказал Паленый. – Они же все перепугались… Это как же им теперь работать? А мне как? Самому на улицу идти товар продавать? Так где гарантия, что дальше такая же ерунда происходить не будет? Вы, Николай Александрович, как-то очень уж спокойно к этому относитесь. За такие фокусы виноватых нужно вешать…
– За яйца, – добавил Дима при общем молчаливом одобрении.
– Сейчас ведется расследование, – негромко произнес ректор. – Виновные…
– Виновных ты отдашь нам, – прорычал М’Бога. – Нам. Всем.
Черные пальцы сплелись в узел и хрустнули.
– И каждый отрежет себе по кусочку… – повелитель Конго был похож на паука, длинные тощие конечности, короткое тело, громадные глаза. В каждом из вечно шевелящихся пальцев рук было, кажется, не меньше десяти суставов. – Я зубами вырву у них печень…
– Все должны видеть, как будут наказаны виновники, – добавил Дядюшка Ха. – Иначе люди подумают…