– Спасибо за гостеприимство, и позвольте откланяться, – сказал Всесвятский. Он поднял с пола свой саквояж, подхватил брезентовый плащ-пыльник. – Главное, не нужно долго собираться. На сей случай имеется звонкое латинское изречение: «Omnia mea mecum portо» – все мое ношу с собой.
– Как же так… ничего не понимаю… столь внезапно… – Фужеров всплескивал руками, растерянно и удрученно глядя то на дядю Костю, то на Всесвятского.
– Да не волнуйтесь вы так, Алексей Габриэлович. – Всесвятский успокаивающе прикоснулся к плечу Фужерова. – Еще не раз увидимся. Дела пока что не закончены. И, главное, хочу вас предупредить. По ночам старайтесь без особой надобности на улицу не выходить. Лишь солнце скроется за горизонтом, сидите дома. Нечисть пока еще не уничтожена. И она будет вести себя только более активно, поскольку понимает: речь идет о выживании.
– Может, все-таки останетесь? – просительно произнес Фужеров.
– Нет, мой друг. Еще раз спасибо. И вас, господин Рысаков, благодарю. – Дядя Костя молча кивнул. – Будьте здоровы и следуйте моим советам.
1
Джоник и Всесвятский вышли на улицу. Стояла неимоверная жара, дело шло к вечеру, а вокруг не было ни души.
Джоник удрученно вздохнул:
– Из-за меня и вы вынуждены покинуть этот дом.
Однако Николай Николаевич, похоже, ничуть не расстроился. Он достал из кармана огромный, вроде сигнального флажка, клетчатый сине-красный носовой платок, вытер вспотевшее лицо, пригладил всклокоченную бороду и посмотрел на Джоника:
– Ничего страшного, мой друг. Этих людей можно понять. Напуганы. У обоих в последние годы жизнь складывалась не особенно весело. Один отбыл срок в лагере, другой и вовсе перекати-поле. Побывал в эмиграции, нелегально вернулся, да и нынче, насколько я понял, ведет не особенно законопослушный образ жизни. А тут я свалился как снег на голову…
– Но ведь, насколько я понял, они сами вызвали вас сюда?
– Во-первых, инициативу проявил только Фужеров. Рысаков с самого начала был против моего приезда и дал согласие, лишь бы не ссориться с компаньоном. Он полагал, что происходящее – шутка дурного тона, но когда увидел все своими глазами, и вовсе потерял лицо. Страх сильнее всяких условностей вроде понятий о чести и гостеприимстве. Я Рысакова понимаю и оправдываю.
– И куда же вы сейчас пойдете? Может быть, ко мне в барак? Правда, хочу заранее предупредить, что сосед по комнате – скорее всего осведомитель.
– Нет, мне нужно оставаться тут. Да вы не беспокойтесь. Пристанище для ночлега я себе найду. В конце концов постелю где-нибудь на травке пыльник и прикорну… если, конечно, все будет спокойно. – Всесвятский извлек большие серебряные часы-луковицу. – Только четыре. До вечера уйма времени. В город если сходить? Так ноги бить неохота.
– А что должно произойти вечером? – осторожно спросил Джоник.
– Что произойти? Да нечисть вылезет.
– Какая нечисть?
– Вампиры.
– Неужели вы серьезно?
– Серьезней не бывает. Да и зачем мне морочить вам голову? Вы, кажется, обмолвились, что собираетесь писать книгу? Вот и расскажите о том, что здесь происходит.
– Но у меня нет никакой информации.
– Могу поделиться, если желаете слушать и имеете достаточно времени. Рассказ может оказаться долгим.
– С удовольствием послушаю. Только не стоять же на солнцепеке.
– Это верно. Давайте притулимся где-нибудь в тенечке, и я вам поведаю весьма удивительные вещи. Да вон у забора стоит скамейка – вполне подходящее место для беседы.
Они уселись, и Всесвятский начал свой рассказ. Нужно отметить, что начало его хорошо известно читателю и повествует о находке в степи, неподалеку от хутора Мертвячья балка, таинственного подземелья, в котором находился еще более загадочный объект – человеческое тело, очень похожее на мумию, однако сохранившее едва заметные признаки жизни.
2
Рассказ Всесвятского о его приключениях на Украине
– …и в один прекрасный момент тело исчезло, – сообщил Всесвятский, сделал паузу, достал из саквояжа пачку папирос «Ира» и закурил.
Джоник с интересом ждал продолжения.
Закончив курить, археолог аккуратно затушил папиросу о край скамейки и, убедившись, что она не тлеет, втоптал ее в землю.
– Сушь стоит. От любой искры пожар может начаться, – пояснил он свои действия. – Большинство грандиозных катастроф начинается, так сказать, с детонатора, а таковым может стать все, что угодно. Ничтожная мелочь приводит к катаклизму. Тому много примеров… Однако я уклонился в сторону от основной темы. Так вот, содержимое подземелья неожиданно пропало. Не имелось никаких следов. Я уж, часом, подумал: может, непонятное существо внезапно ожило и самостоятельно покинуло свое убежище? Однако в таком случае имелись бы отпечатки босых ступней. Но ничего этого не было. Создавалось впечатление, что тело попросту улетучилось.
Когда это случилось, я оставался в экспедиционном лагере один. Мой помощник, интеллигентный юноша из Петрограда, внезапно получил из дома телеграмму, сообщавшую о смерти родителей, и тут же уехал. Как сейчас помню: стояла оглушающая жара, не чета здешней. Изредка из глубин степей налетали ужасные пыльные бури. Все вокруг словно пребывало в непонятной тревоге. Лето кончалось, и нужно было уезжать, но мне не давало покоя исчезновение тела. Несколько дней я словно в беспамятстве бродил по степи в поисках не зная чего. Потом отправился на хутор. Он и раньше казался безжизненным, а тут и вовсе словно вымер. Даже хуторской мальчишка Васька, постоянно крутившийся возле лагеря, куда-то пропал. Я понял, что местные обитатели специально прячутся от меня. Все это казалось в высшей степени странным. Каждое утро я как заведенный ходил к подземелью, надеясь непонятно на что. Однако ничего не происходило. Я забросил раскопки, часами бесцельно скитался по окрестностям или целый день не выходил из лагеря, пытался разбирать свои находки, но все валилось из рук. Не давало уехать неясное предчувствие, словно вот-вот должно случиться нечто.
Однажды ночью разразилась небывалая гроза. Еще с вечера в воздухе ощущалась зловещая тяжесть. Небо нависло над самой землей. Было трудно дышать. Липкий пот покрывал тело. Столбами вилась и атаковала доселе невиданная в таком количестве мошкара. Совсем стемнело. Я залез в палатку, задраил вход и принялся читать при свете «летучей мыши». Неожиданно сверкнула молния небывалой яркости. Даже сквозь толстую парусину внутренность палатки озарилась мертвенным светом. Следом ударил гром такой силы, словно небесный свод раскололся и рухнул на иссохшую степь. Я вылез наружу. Вокруг моего лагеря, который находился в небольшом овражке, с неистовой силой били молнии. Их голубые жала впивались в землю, словно стрелы, пытающиеся поразить неведомую цель. Гром грохотал непрерывно, однако дождя не было.
Я стоял, восхищенный небывалым зрелищем, совершенно не опасаясь, что один из этих огненных зигзагов может поразить меня. Неожиданно мне показалось, что на склоне оврага мелькнул силуэт человека. Новая вспышка. Никого. Что это было? Видение? Или действительно кто-то бродил возле лагеря?