Последующая возня и нелепые телодвижения навели Елену на мысль, что все делается совсем не так, но как нужно по правилам, толком не знали ни она, ни он.
Почувствовав резкую боль, резко оттолкнула своего партнера. «Хватит, – сказала она, – поиграли, и достаточно». Попов обиженно засопел.
В этот момент вспыхнул свет, и на пороге предстали Выгоцкий и еще один парень – толстяк Веретенников.
Елена инстинктивно прикрыла груди и на корточках уселась по другую сторону кровати.
И Выгоцкий, и Веретенников были голые.
– Молодец, Поп! – заорал Выгоцкий. – Огулял прекрасную Елену, а мы тоже… Милка уже готова и Надька… Теперь наша очередь, – заржал он, – а ты, если хочешь, иди к Милке.
И ребята с недвусмысленными намерениями направились к скорчившейся за кроватью Елене.
– Можно было бы и покрывало снять, – недовольно произнес Выгоцкий, – а то словно свиньи на ней резвились… Ну да ладно.
– Убирайтесь прочь!!! – заорала Елена.
– Успокойся, дурочка, чего верещишь, не строй из себя…
– Кончайте, ребята, – подал голос Попов, – мы так не договаривались.
– И ты туда же. Не выступай. Или все себе захотел? Тебе же сказали: вали к Милке. Двигай, не пожалеешь, правда, она того, пьяна… Облевалась. А Леночка наша… – он чмокнул, – просто конфетка «Южная ночь». Мармелад в шоколаде…
– Убирайся, мерзавец, – прошипела Елена.
– Цыпа-цыпа… Хватай ее, Валерка, – обратился он к Веретенникову.
Елена схватила с тумбочки будильник и что есть силы двинула им толстяка в лоб. Будильник, хрустнув, зазвенел. Веретенников взвыл и схватился за лицо, между его пальцами выступила кровь. А будильник не переставал звенеть, словно подсказывал, что время веселья закончилось.
Елена неожиданно засмеялась. Она оглядела Выгоцкого и Попова, стоящих с разинутыми ртами, хнычущего Веретенникова, и смех ее еще больше усилился. Теперь уже никого не стесняясь, она выбралась из-за кровати, спокойно оделась и вышла. Потом она нашла Милку и Надьку, кое-как привела их в порядок, заставила напиться крепкого чая. Обидчики не показывались, позже появился Выгоцкий. Хмель его, похоже, прошел. Он виновато бормотал извинения, потом неожиданно заявил, что она покалечила Веретенникова, чуть не выбила ему глаз. Наконец перешел к угрозам.
Елена не вступала в диалог. Она растолкала девчонок, помогла им одеться и покинула квартиру.
Родители как будто не заметили ее состояния. Она легла спать, еще пребывая в тяжелом омерзительном отупении.
Утром приняла ванну и решила выбросить все случившееся из головы. Но это никак не удавалось. С ней, Еленой Донской, обошлись как с какой-то грязнулькой из Шанхая (Шанхаем назывался трущобный район Тихореченска, прибежище всякой швали). Ладно бы только Попов, а эти два придурка?.. Допустим, они ей ничего особенного не сделали, но ведь хотели! И потом начнут болтать… Словно в грязи вывалялась!
Родители куда-то ушли, она в тоске слонялась по квартире и наконец зашла в комнату брата. Станислав, как обычно, сидел в своем кресле и читал.
– А-а, – протянул он, увидев сестру, и по лицу его скользнула легкая гримаса. – Что скажешь?
И Елена неожиданно все ему рассказала – и про шампанское, и про танцы, и про последовавшее за ними.
Он оценивающе посмотрел на нее:
– И что ты хочешь?
– Наказать ублюдков. Сейчас это мое главное желание.
– Выгоцкий – это который во втором подъезде живет, прилизанный такой?
– Он.
– Веретенников? Этого я не знаю. А Попов? Как бы мне их увидеть?
– Допустим, ты их увидишь, и что дальше?
– А что бы ты хотела с ними сделать?
– Ну, не знаю… – она замялась: а действительно, что? Хотя бы представить, как она расправляется с этими гадами. Разбивает им головы, рвет, царапает…
– Ты бы желала их убить?
Елена в сомнении посмотрела на Станислава:
– Даже не знаю… Я бы хотела, чтобы испытали физические страдания, но смерть? Наверное, это лишнее.
– Я могу это устроить, – невозмутимо сообщил Станислав.
– Ты? – Она засмеялась.
– Не веришь? А давай попробуем. Начнем хотя бы с Выгоцкого. С этим проще всего, поскольку я хорошо его знаю и без труда могу представить.
– Ты это серьезно?
– Вполне. Правда, я никогда еще не пробовал, но почему бы не попытаться. Главное – чтобы точно решила и потом не жалела.
– Но как ты сможешь?
– Опять ты за свое: как сможешь, как сможешь… Решила?!
– А что ты с ним сделаешь?
– Не бойся, жить будет! Ну как?..
– Хорошо.
– Принеси отцовский ремень, знаешь, такой широкий, кожаный…
– Это еще зачем?
– Давай, сестрица, делай, что я прошу. Поверь, все получится. Теперь сними с меня пижаму.
Елена множество раз видела брата раздетым, поскольку почти всегда помогала няньке мыть его, но теперь его худое, как скелет, тело с выпирающими ребрами и синеватой, в пупырышках, кожей, предстало перед ней словно в первый раз. Она вспомнила упитанные торсы своих школьных товарищей. Почему Станислав при его сидячем образе жизни оставался таким худым? Возможно, причина в том, что он очень мало ест. Или такая конституция. Во всяком случае, он выглядит ужасно. А те мерзавцы пышут здоровьем! Жеребячья сила так и прет из них!
– Это хорошо, что ты злишься, – заметил Станислав. – Помогает настроиться. Но не только злость. Требуется еще кое-что. Ты должна избить меня, отхлестать ремнем изо всей силы. Понимаю, трудно, но так нужно. Без этого ничего не получится. Соберись и не бойся.
– Зачем это? Я не смогу.
– Сможешь! Или не стоит браться. Можно, конечно, оставить все, как есть, – Станислав насмешливо взглянул на сестру, – но будешь ли ты уважать себя после этого?
– Мне их вовсе не жалко. Мне тебя жалко!
– Брось пороть чушь! Хочешь отомстить или не хочешь? Хочешь! Боишься причинить боль? Боишься ответственности? Нравственность собственная тебя заботит? Ерунда! Какая нравственность?! Если желаешь следовать выдуманным невесть каким идиотом установкам, так и будешь ходить всю жизнь в униженных и оскорбленных. Этого хочешь? Смотри, как знаешь… – Станислав помолчал, потом опять заговорил:
– Драма-то в чем? Думаешь, в том, что они тебя взять хотели? Глупости! Суть в том, что для них ты существо второго сорта. Да, ты красивая, умная, ты из их круга… Все правильно! Но ты – женщина, а значит, в их понимании вечная кухарка, нянька, поломойка. Машина для е… в конце концов. Ты – половая тряпка! Они понимают только силу, только ее они ценят и боятся. Конечно, они и не догадаются, что ты им отомстила, но ты-то будешь это знать. Понимаешь, люди делятся на тех, кто имеет, и тех, кого имеют. Вот я. Вроде калека, убогий. Ничтожество. Чурка с глазами. Но я не боюсь переступить через мораль, через душу свою… – он захлебнулся словами и только тяжело дышал. – Совесть… Кто-то же вложил ее в нас. Не из книжек же мы ее почерпнули? Но тот, кто засунул в нас это чертово понятие, почему же он не дал мне нормальное тело? Почему он обрек меня на убожество? Я, может, нравственнее многих… Твоих друзей, во всяком случае. Но он дал мне другое… Он дал мне силу. Закон компенсации… Ладно. Хватит рассусоливать. Решайся.