— Надо немедленно нее выяснить! — вскричал барон, выведенный из себя самой этой мыслью.
Он яростно стал звонить в колокольчик, день и ночь стоявший у него под рукой. Пришел слуга.
— Черный Питер в замке?
— Нет, милорд, он вчера ушел с двумя своими людьми, и они вернулись без него, причем один из них серьезно ранен, а другой полумертв.
— Пришлите ко мне того, кто еще стоит на ногах.
— Слушаюсь, милорд.
Вскоре человек, которого спрашивал барон, предстал перед ним: голова его была забинтована, а левая рука висела на перевязи.
— Где Черный Питер? — спросил барон, не удостоив беднягу даже сочувственным взглядом.
— Не знаю, милорд; я оставил его в лесу, он рыл могилу молодому дворянину, которого мы убили.
Лицо барона слегка покраснело, он попытался что-то сказать, но с губ его срывались нечленораздельные звуки; он отвернулся и сделал убийце знак выйти из своих покоев.
Тот ничего другого и не желал; держась за стены, он вышел.
— Мертв! — прошептал барон с непередаваемым волнением и повторил: — Мертв! — Побледнев как смерть, он продолжал бормотать слабеющим голосом: — Мертв, мертв!
Теперь оставим Фиц-Олвина мучаться тайными угрызениями взбудораженной совести и поищем того человека, которого он предназначил в супруги своей дочери.
Сэр Тристрам не покидал замка и собирался оставаться в нем до самого конца недели.
Барон желал, чтобы венчание его дочери состоялось в часовне замка, а сэр Тристрам, хотя и боялся какого-нибудь коварного покушения на свою особу, непременно хотел пышно венчаться в Линтонском аббатстве, расположенном примерно в миле от Ноттингема.
— Дорогой друг, — сказал лорд Фиц-Олвин не допускающим возражения тоном, когда обсуждался этот вопрос, — вы глупец и упрямец, потому что не видите ни моих добрых намерений, ни собственных интересов. Не стоит думать, что моя дочь жаждет вам принадлежать и что она с радостью пойдет к алтарю. Не могу вам сказать почему, но я предчувствую, что в Линтонском аббатстве произойдет некое событие, губительное для исполнения наших взаимных обязательств. Мы здесь в опасной близости от шайки разбойников, и они под началом своего решительного атамана вполне способны окружить и ограбить нас.
— Я возьму с собой свою охрану, — ответил сэр Тристрам, — она многочисленна, и это испытанные и храбрые люди.
— Как нам будет угодно, — сказал барон. — Но если случится несчастье, не жалуйтесь.
— Оставьте беспокойство, я беру на себя всю вину за свою ошибку, если она будет совершена мною при выборе места брачной церемонии.
— А кстати, — заметил барон, — не забудьте, прошу вас, что накануне этого торжества вы должны вручить мне миллион золотых.
— Сундук, в котором заперта эта огромная сумма, Фиц-Олвин, находится в моей комнате, — тяжело вздыхая, ответил сэр Тристрам, — и в день свадьбы его перенесут в ваши покои.
— Накануне, — возразил барон, — накануне, как мы условились.
— Хорошо, накануне.
С этим старики и расстались: один пошел ухаживать за леди Кристабель, а другой погрузился в мечты о своем будущем величии.
В замке Барнсдейл царила великая печаль: старый сэр Гай, его жена и дочери днем, как могли, утешали друг друга, пытаясь смириться с исчезновением бедного Уилла, а ночью оплакивали его.
На следующее утро после чудесного спасения Уилла вся семья сидела в зале и грустно беседовала о том, что же случилось с Уильямом, как вдруг у ворот замка громко и радостно затрубил охотничий рожок.
— Это Робин! — воскликнула Марианна, подбежав к окну.
— И конечно, с добрыми вестями, — подхватила Барбара. — Ну же, милая Мод, крепитесь и надейтесь, Уильям скоро вернется!
— Увы! Вы говорите неправду, дорогая сестрица!
— Я правду сказала, правду! — закричала Барбара. — Это Уилл и Робин, а с ними еще какой-то молодой человек, наверное, их друг.
Мод бросилась к дверям; Марианна узнала брата (Аллан уже оправился от удара и чувствовал себя превосходно), побежала вместе с Мод и упала в его объятия.
Мод, словно безумная, повторяла одно и то же:
— Уилл! Уилл! Милый Уилл!
А Марианна, обвив руками шею брата, не могла вымолвить ни слова.
Не станем даже пытаться изобразить радость этой счастливой семьи. Господь еще раз вернул этим людям целым и невредимым человека, которого они не надеялись больше увидеть и горько оплакивали.
Улыбки стерли даже воспоминания о слезах, и все дети, обменявшись объятиями и поцелуями, были по очереди прижаты к материнской груди. Сэр Гай благословил Уилла и его спасителя, а леди Гэмвелл с улыбкой обняла прелестную Мод.
— Ну разве я была не права, когда говорила, что Робин привез добрые вести? — спросила Барбара, целуя Уилла.
— О, вы были безусловно правы, дорогая Барбара, — ответила Марианна, сжимая руки Аллана.
— Хотелось бы мне, — продолжала шалунья Барбара, — перепутать Уилла и Робина и поцеловать Робина от всей души.
— Такой способ выражать признательность послужит нам дурным примером, дорогая Барби, — со смехом подхватила Марианна, — мы все будем вынуждены поступить как вы, и Робин умрет от счастья.
— И это будет для меня блаженная смерть, вам не кажется, леди Марианна?
Девушка покраснела.
По лицу Аллана Клера скользнула едва заметная улыбка.
— Рыцарь, — сказал Уилл, подходя поближе к молодому человеку, — вы видите, какие теплые чувства внушает Робин моим сестрам, и он эти чувства заслужил. Рассказывая вам о наших несчастьях, Робин скрыл от вас, что он спас от смерти моих отца и мать; не поведал вам, с какой бесконечной преданностью он относится к Барбаре и Уинифред; умолчал о том, что нежно, как лучший друг, заботился о моей невесте Мод. И говоря о леди Марианне, Робин не добавил: «Я заботился о счастье той, что была далеко от вас; в моем лице она имела верного друга, самоотверженного брата…»
— Прошу вас, Уильям, — прервал его Робин, — пощадите мою скромность, хоть леди Марианна и говорит, что я разучился краснеть, я чувствую, как мое лицо начинает пылать.
— Дорогой Робин, — сказал рыцарь и в волнении сжал руки молодого человека, — за мной давно огромный долг признательности по отношению к вам, и я счастлив, что могу теперь его засвидетельствовать. Мне не нужно было слов Уилла, чтобы увидеть, как достойно выполнили вы трудную задачу, доверенную вашей чести, ибо тому порукой были и есть все ваши поступки.
— О милый брат, — воскликнула Марианна, — если бы вы знали, как он был добр и щедр ко всем нам! Если бы вы знали, насколько достойно похвал его поведение по отношению ко мне, вы бы его почитали и любили, как…