— … как его любишь ты, да? — спросил, нежно улыбаясь, Аллан.
— Да, как я его люблю, — ответила Марианна и на ее лице отразилось чувство огромной гордости, а ее мелодичный голос задрожал от волнения, — и я не боюсь признаться в чувстве к великодушному человеку, разделившему со мной все мои печали. Робин любит меня, дорогой Аллан, и любит меня так же сильно и давно, как я люблю его. Я обещала свою руку Робин Гуду, и мы ждали твоего приезда, чтобы освятить наши чувства перед алтарем.
— Мне приходится краснеть за свой эгоизм, Марианна, — сказал Аллан, — и этот стыд заставляет меня вдвойне ценить безупречное поведение Робина. Твой единственный защитник был далеко от тебя, он тебя забыл, а ты, дорогая сестра, продолжала помнить о нем и ожидать его возвращения, полагая, что без него ты не имеешь права на счастье. Простите мне, и вы и он, мою невольную жестокость; Кристабель будет моей заступницей перед вами. Спасибо, дорогой Робин, — добавил рыцарь, — спасибо, у меня нет слов, чтобы выразить вам мою искреннюю благодарность… Вы любите Марианну, и Марианна любит вас, и я счастлив и горд отдать вам ее руку.
И с этими словами рыцарь взял руку сестры и вложил ее в руки Робина.
Сердце Робина было переполнено радостью, он привлек Марианну к себе и страстно поцеловал.
Уильям, казалось, обезумел от проявлений восторга у окружающих и, искренне желая дать выход своим бурным чувствам, обнял Мод, несколько раз поцеловал ее в шейку, пробормотал что-то нечленораздельное и наконец разразился оглушительным «ура».
— Мы поженимся в один и тот же день, хорошо, Робин? — закричал он радостно. — А точнее, завтра. Ах, нет, нельзя откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, это приносит несчастье! Поженимся сегодня? Что вы на это скажете, Мод?
Девушка рассмеялась.
— Вы уж чересчур торопитесь, Уильям! — воскликнул рыцарь.
— Слишком тороплюсь? Хорошо вам так говорить, Аллан, но если бы вас, как меня, похитили прямо из объятий женщины в ту минуту, когда вы собирались назвать ее своей женой, вы бы не говорили, что я слишком тороплюсь. Разве я не прав, Мод?
— Да, Уильям, вы правы, но все же сегодня нам свадьбу отпраздновать не удастся.
— Почему? Почему, я вас спрашиваю? — нетерпеливо воскликнул Уилл.
— Потому что мне необходимо на несколько часов покинуть Барнсдейл, друг Уилл, — ответил рыцарь, — а мне было бы чрезвычайно приятно присутствовать на вашей свадьбе и свадьбе моей сестры. Я со своей стороны надеюсь на счастье стать мужем леди Кристабель, и три наши свадьбы могли бы быть отпразднованы в один и тот же день. Подождите немного, Уильям, и через неделю все устроится к нашему взаимному удовольствию.
— Ждать еще неделю?! — вскричал Уильям. — Это невозможно!
— Но, Уильям, неделя пройдет быстро, — сказал Робин, — и у вас достанет душевных сил набраться терпения.
— Хорошо, покоряюсь, — расстроенным тоном сказал молодой человек, — все вы против меня, а мне приходится защищаться одному. Мод должна была бы меня красноречиво поддержать своим нежным голоском, а она молчит. Умолкаю и я. Знаете, Мод, мне кажется, что нам нужно было бы побеседовать о нашей будущей семейной жизни; пойдемте, погуляем в саду, так часа два и пройдет, и эта бесконечная неделя станет на два часа короче.
И не ожидая согласия девушки, Уильям взял ее за руку и увлек за собой в зеленую тень парка.
Семь дней спустя после свидания Аллана Клера и лорда Фиц-Олвина леди Кристабель одиноко сидела, а точнее — полулежала в кресле в своей комнате.
Поникшая фигура девушки была скрыта тяжелыми складками белого атласного платья, а покрывало английского кружева, спускаясь с белокурой головки, почти целиком укутывало ее. Лицо ее с правильными и чистыми чертами было смертельно бледно, бескровные губы плотно сжаты, а огромные помертвевшие глаза с ужасом безотрывно смотрели на дверь.
Время от времени горячая слеза сбегала по лицу Кристабель, и лишь эта слеза, эта роса печали, свидетельствовала о том, что жизнь еще теплится в этом ослабевшем теле.
Два часа прошло в смертельном ожидании. Кристабель была как неживая: в душе ее теснились пленительные воспоминания о невозвратимом прошлом, и она с непередаваемым ужасом следила за приближением рокового мгновения.
— Он забыл меня! — неожиданно воскликнула девушка, сжимая руки, ставшие белее, чем ее платье. — Он забыл ту, которой клялся в любви, которой говорил, что любит только ее; он женился! О мой Господь! Сжалься надо мной, силы оставили меня, сердце мое разбито. Я столько выстрадала! Из-за него я выслушивала горькие упреки, терпела холодные взгляды того, кого обязана любить и почитать! Ради него я без единой жалобы вынесла жестокое обращение, мрачное одиночество в монастыре! (Из груди девушки вырвалось сдержанное рыдание, и слезы хлынули из ее глаз.) Тихий стук в дверь прервал горестные размышления леди Кристабель.
— Войдите, — еле слышно сказала она.
Дверь отворилась, и перед глазами убитой горем девушки появилось сморщенное лицо сэра Тристрама.
— Дорогая леди, — сказал старик с гримасой, которую он считал любезной улыбкой, — наступил час отправляться в путь. Позвольте мне, прошу вас, предложить вам руку: сопровождающие уже ждут нас, и скоро мы станем самыми счастливыми супругами во всей Англии.
— Милорд, — прошептала Кристабель, — я не в состоянии спуститься.
— Что вы такое говорите, любовь моя? Вы не в состоянии спуститься? Ничего не понимаю: вы одеты, нас ждут. Ну же, дайте мне вашу прекрасную ручку.
— Сэр Тристрам, — подняла свой пылающий взор Кристабель, и губы ее задрожали, — заклинаю вас, выслушайте меня; если есть в вашем сердце хоть искра жалости, то вы склонитесь к мольбам бедной девушки и избавите меня от этой ужасной церемонии!
— Ужасной церемонии?! — с весьма удивленным видом повторил сэр Тристрам. — Что это значит, миледи? Я вас не понимаю.
— Избавьте меня от необходимости что-либо объяснять вам, — рыдая, ответила Кристабель, — я благословлю ваше имя, я буду молить Бога за вас.
— Мне кажется, вы очень взволнованы, моя голубка, — сказал старик слащавым голосом. — Успокойтесь, и сегодня вечером или завтра утром, если вам это удобнее, вы поведаете мне свои девичьи тайны. Сейчас нам нельзя терять ни минуты, но после свадьбы все будет иначе, у нас будет уйма времени, и я с утра до вечера буду вас слушать.
— Ради Бога, милорд, выслушайте меня сейчас: если мой отец вас обманывает, то я не хочу обольщать вас напрасными надеждами. Милорд, я не люблю вас, мое сердце принадлежит одному молодому дворянину, которого я знаю с самого детства; подавая вам руку, я думаю о нем: я люблю его, милорд, я люблю его и всей душой привязана к нему.
— Вы забудете этою молодого человека, миледи, и, когда вы будете моей женой, вы о нем и не вспомните, поверьте мне.