– Да нет, в первый раз вижу. Просто показалось, что я ее спутника знаю, он как раз буквально за минуту до твоего прихода уехал. На «Жигулях».

– Ну, показалось – и показалось. Давай смотри журнал, а то унесу.

Аэлла рассеянно пролистала журнал. В другое время она впилась бы глазами в глянцевые страницы, стараясь за короткое время впитать как можно больше информации, но сегодня мысли ее витали совсем в другом месте. Женщина с ребенком продолжала гулять по бульвару, прохаживаясь взад и вперед мимо дома, в котором находилось кафе, и Аэлла то и дело исподволь бросала на нее любопытные взгляды, изучая внешность, походку, мимику, одежду.

Впечатление у нее сложилось довольно странное. Аэлла даже не сразу поняла, почему эта женщина по имени Лиза вызывает у нее такое раздражение. И, только распрощавшись с Зоей и усевшись в свою «Волгу», она вдруг поняла, что Лиза очень похожа на нее саму. Те же черные кудри, рассыпавшиеся по меховому воротнику зимнего пальто, те же яркие темные глаза, пухлые губы, небольшой рост, тонкая талия, пышная грудь. Одним словом, тот же типаж. Только хуже одета и нет того лоска, того шика, который всегда был присущ Аэлле Александриди. Простовата, пустовата, решила Аэлла, без изюминки. «Значит, от меня он в свое время отказался, мной он пренебрег, – сердито думала она, выруливая на проспект, – и все для чего? Для того, чтобы жениться на своей серой мышке и в конечном итоге изменять ей с такой же, как я, только хуже? Этой Лизе до меня далеко, как до луны, так почему же с ней он легко изменяет своей жене, а со мной не стал? Она не может быть лучше меня, не может, не может! В любом случае Любу можно только жалеть. Мало того, что муж ее никогда не любил, так он еще и ребенка внебрачного завел и живет на две семьи. Несчастная баба! Небось Родислав все свободное время проводит со своей любовницей, а с Любой никуда не ходит, она совсем там протухнет возле своей кухни, стирки и уборки. Надо организовать какой-нибудь праздник и пригласить Бегорского и Романовых, пусть Любка хоть немного развлечется. Родислав не посмеет не прийти вместе с ней, и у Любки будет хотя бы видимость нормальных семейных отношений. Что бы такое придумать? О! Восьмое марта! Как раз через две недели».

* * *

В гости к Аэлле Люба и Родислав Романовы собирались в приподнятом настроении. За последние дни им пришлось немало попереживать за Николашу, который принес из школы несколько троек и в преддверии скорого окончания учебной четверти должен был немедленно их исправлять, да еще старуха Кемарская покоя не давала, после поездки в январе с Ларисой на свидание к Геннадию она ни о чем другом не могла говорить: только о том, как Генька плохо выглядит, да как там, в колонии, плохо кормят, и с каким зверским аппетитом он накинулся на привезенную еду, и как он любит дочку и скучает по ней, и как несправедливо судьба распорядилась, что лишила ее, старую больную женщину, одновременно дочери и зятя и оставила совершенно одну, без помощи и поддержки, с маленькой внучкой. Слушать все это было для Романовых тягостно и горько, они помнили о своей вине перед семьей Ревенко, и каждое слово Татьяны Федоровны будто ржавой проволокой стягивало им сердце.

Но Колька оценки исправил, это всегда удавалось ему легко, если парень прикладывал хотя бы малейшие усилия, и родители на некоторое время перевели дух. Татьяна Федоровна уже два дня не приходила к ним, и утро 8 марта 1982 года супруги Романовы встретили в прекрасном настроении. Любу радовало еще и то, что Родислав, вопреки ее опасениям, узнав о приглашении Аэллы, принял его с энтузиазмом и не стал хмуриться и говорить, что обещал провести этот день с Лизой и дочерью.

Недавно приезжала Тамара, одна, без мужа, она очень соскучилась по сестре и вырвалась из Горького буквально на один день, чтобы повидаться. И разумеется, наряду с бесконечными разговорами она сделала Любе превосходную стрижку. Теперь, глядя на себя в зеркало, Люба испытывала такое удовольствие, которое до сей поры было ей неведомо. Раньше она всегда находила в своей внешности какие-то недостатки, но теперь, с новой прической, ее придирчивому взгляду зацепиться было не за что.

Одним словом, все было в этот день хорошо.

И у Аэллы в гостях все было на редкость весело и легко. Андрей Бегорский привел приятную молодую женщину по имени Вера, которую представил как свою невесту. Хозяйка дома была в этот раз без кавалера, но, судя по блеску ее глаз и звонкому хохоту, ее данное обстоятельство нимало не огорчало. Она задорно подшучивала над Андреем, который порывался всеми командовать и руководить процессом поглощения закусок.

– Ты что, собираешься это есть? – с негодованием обращался он к Родиславу, глядя, как тот намазывает икру на кусок белого хлеба с маслом.

– Естественно. А что ты предлагаешь с этим делать? – недоумевал Родислав.

– Икру и масло нельзя есть с хлебом, нельзя смешивать животные белки и мучное.

– А как можно?

– Положи икру на вареное яйцо.

Родислав махнул рукой и надкусил бутерброд, вызвав гримасу отвращения на лице у Андрея.

– Маслины нужно есть с косточками, – говорил Андрей Любе, – не нужно их выплевывать, в них очень много полезных веществ.

Он точно так же руководил и Аэллой: выяснив буквально с порога предполагаемое меню праздничного ужина, он тут же начал отдавать команды, каким образом и в какой посуде это должно быть приготовлено.

– Верочка, а с тобой он такой же? – спросила Аэлла. – Или он только на старых друзьях тренируется быть крупным руководителем?

– Точно такой же, – мило улыбнулась Вера. – Даже еще строже.

– Не понимаю, как ты это терпишь!

– Легко. И с удовольствием, – засмеялась Вера.

– Ну, это только пока ты влюблена, – авторитетно заявила Аэлла. – Вот посмотришь, пройдет совсем немного времени, и ты взвоешь. И бросишь его.

– Никогда! – Андрей обнял Веру и прижал к себе. – Она меня никогда не бросит, я этого не допущу.

Люба наклонилась к мужу и прошептала:

– Как хорошо, что ты не такой, как наш Андрюха. Я бы и трех дней этого руководства не выдержала.

Родислав улыбнулся в ответ:

– Как хорошо, что ты не такая, как Аэлла. Ее бестактности и самоуверенности я бы не выдержал и один день.

– Ты вообще самый лучший на свете, – неожиданно вырвалось у Любы.

Родислав внимательно посмотрел на нее, потом взял ее ладонь, медленно поднес к губам и поцеловал.

– А ты – самый лучший на свете друг. Самый добрый и самый надежный, – ответил он. – Пойдем потанцуем?

– Пойдем, – охотно согласилась она.

Они танцевали под медленную музыку с пластинки с записями оркестра Поля Мориа. Родислав нежно обнимал Любу за талию и, склонившись к ее уху, шептал: