Но убит был Этеридж. И сразу на ум приходила мысль о деньгах — огромных, таких, которые помогли бы Джеймсу Карфаксу обрести столь желанную независимость. Но от кого? Только от Мэри — после принятия закона о собственности замужних женщин деньги привязывали его к Хелен.
Но привязали бы? Одного взгляда на бледное лицо Хелен, которая либо не спускала глаз с мужа, либо слепо смотрела в окно, было достаточно, чтобы сказать: она любит мужа сильнее, чем он ее. Она превозносит его, оберегает его. Стоит ему ласково заговорить с ней, как у нее от удовольствия на щеках появляется румянец. Но если его тон становился снисходительным, если он превращал ее в объект обидных и даже жестоких шуток, в ее глазах тут же появлялась боль. Хелен была готова отдать ему все, что он пожелает, чтобы купить его любовь. Зенобия видела это и всем сердцем сочувствовала Хелен, зная, что той суждено вечно страдать от этой муки и искать в муже то, чем он просто не обладает и, следовательно, что не может ей дать. Должно произойти нечто невообразимое, чтобы Джеймс Карфакс нашел в себе силы вскрыть в своей душе источник большой и чистой любви. Мысли о Хелен всколыхнули в Зенобии воспоминания о далеких днях в Африке, окрашенных мучительным сознанием того, что ее возлюбленный никогда не вернется. Да, на своем пути она встречала разных людей, и ей тоже нравились слабые мужчины, но еще тогда сделала вывод, что от утлого суденышка мало пользы, что скудость чувств отражает скудость душевных качеств мужчины — или женщины. Человек, не наделенный отвагой, или честью, или состраданием, отдаст все, что у него есть, но этого будет мало для того, кто обладает большим сердцем.
Однажды Хелен Карфакс все это поймет, осознает, что невозможно получить от Джеймса или от кого-то другого то, чего у этого человека просто нет.
Зенобия вспомнила собственные романтические приключения, ту поспешность, с которой она бросалась в них, ту надежду, за которую цеплялась, и спросила себя: а не заплатила ли Хелен страшную цену за то, чтобы заполучить деньги, на которые можно было купить верность мужа? Представив, что эта молодая женщина убила своего отца, Зенобия похолодела от ужаса.
Затем она снова перевела взгляд на бледное лицо Хелен, которая не спускала глаз со стройной фигуры Джеймса. Нет, подумала мисс Ганн, эта женщина боится не за себя, а за него. Она подозревает, что это он убил — или как минимум причастен к убийствам.
Зенобия медленно встала.
— Уверена, леди Мэри, что вам надо в приватной обстановке обсудить семейные дела. В такой замечательный день я была бы рада непродолжительной прогулке. Миссис Карфакс, окажите мне любезность, составьте мне компанию.
Хелен так удивила ее просьба, что она не сразу сообразила, о чем речь.
— Мы могли бы прогуляться до поворота, — настаивала Зенобия. — Свежий ветер и солнышко пойдут нам на пользу, а ваше общество доставит мне огромное удовольствие. К тому же я смогу опереться на вашу руку.
Последние слова выглядели нелепостью: Хелен видела, что Зенобия вполне крепка и не нуждается в опоре, однако правила приличия не позволяли ей отказать в просьбе, высказанной в такой форме. Она извинилась перед мужем и свекровью, и пять минут спустя они с Зенобией уже шли по залитой солнцем улице.
Мисс Ганн понимала, что подступать к главному вопросу нужно окольными путями, однако решила, даже несмотря на риск нанести оскорбление, заговорить с Хелен напрямую, как с дочерью. И ради этого она собралась смешать искренность эмоций с некоторой долей вымысла.
— Моя дорогая, я всем сердцем сочувствую вам, — начала она, когда они отошли от дома на несколько ярдов. — Я тоже лишилась отца при трагических обстоятельствах. — У нее не было времени, чтобы в подробностях расписывать эту выдумку, она использовала ее как вступление к истории о своих якобы отчаянных попытках завоевать любовь мужчины, который не был способен на такое чувство, и о том, как она в конечном итоге лишилась целостности своей натуры, потратив состояние на то, чего не существовало в природе.
Зенобия говорила медленно, сдабривая свой рассказ описаниями Африки и избегая касаться фактов, связанных со смертью Питера Холланда и Балаклавой. Сначала она выдумала отца, скончавшегося в расцвете лет, потом поклонника — его образ она составила из характеров мужчин, которые сыграли в ее жизни ту или иную роль, однако Питера она сюда не включила.
— Ах, моя дорогая, я так его любила, — вздохнула Зенобия, глядя не на Хелен, а на живую изгородь из шиповника слева. — Он был так красив, так заботлив, его общество доставляло мне несказанное наслаждение.
— И что же случилось? — спросила Хелен из вежливости, а не из интереса — повисшее после фразы молчание требовало от нее реакции.
Зенобия подмешала к разочарованию чуточку поэзии:
— Я дала ему деньги на путешествие, а еще неблагоразумно засыпала подарками.
Вот тут Хелен наконец-то проявила интерес.
— Но ведь это вполне естественно, ведь вы любили его.
— Я хотела, чтобы и он любил меня, — ответила Зенобия, понимая, что ей предстоит нанести рану, возможно тяжелую. — Я даже совершала поступки, которые сейчас, оглядываясь назад, считаю бесчестными. Думаю, я всегда подозревала это, только боялась признаться себе. — Она упорно не смотрела на Хелен. — Прошло немало времени, прежде чем я поняла, что заплатила высокую цену за то, чего не существует, чего мне никогда не суждено иметь. Это стоило мне тяжелейших душевных страданий.
— За что? — Хелен судорожно сглотнула, но Зенобия так и не повернулась к ней. — Что вы имеете в виду?
— Ту самую иллюзию, которой тешат себя многие женщины, моя дорогая: что все мужчины способны на любовь, которую мы от них ждем. Считается, будто нам достаточно быть верными, великодушными и терпеливыми, чтобы они одарили нас этим высоким чувством. Но дело в том, что не все мужчины способны на такое. Невозможно превратить утлое суденышко в надежный пароход; если вы все же возьметесь за это, то рискуете лишиться спокойствия духа, здоровья и даже самоуважения. Вас ждет разрушение идеалов, на которых строится ваше счастье.
Несколько минут Хелен ничего не говорила. Молчание нарушал ритмичный стук их каблуков, пение птиц на деревьях, успевших одеться в зеленую листву, да стук лошадиных копыт и скрип колес экипажей.
— Спасибо, — наконец произнесла она, пожимая руку Зенобии. — Мне кажется, я поступаю точно так же. Или вы догадывались об этом? Но сейчас я найду в себе силы прекратить это. Я и так многое испортила. Я взваливала вину на женщин, борющихся за то, чтобы быть представленными в парламенте, хотя на самом деле знала, что они не имеют отношения к смерти моего отца. А все потому, что я хотела отвести полицию от своего дома. Это было подло с моей стороны. Слава богу, никто от этого не пострадал — кроме меня, так как у меня не хватило духу.
— Действительно, трудно смотреть правде глаза, но… но мне кажется, время настало… — Зенобия замолчала, не в силах продолжать. К тому же надобность в словах отпала. Она отлично поняла, что имела в виду Хелен. Поэтому лишь накрыла ее руку своей, и они в молчании продолжили свой путь под лучами весеннего солнца.