— Вы его потеряли? — Брикс утратил свою обычную невозмутимость. — Да если бы вы были одним из моих людей…
— Я не один из ваших людей. Мы ищем его. И найдем. А когда найдем… — Кёниг пытался устроиться поудобнее на жестком стуле, — мы известим вас.
Брикс в отчаянии вскинул руки.
— Леннарт. — Кёниг наклонился к нему и посмотрел прямо в лицо. — Неужели вы действительно думаете, что я бы лгал вам, если бы знал о каких-то скелетах, спрятанных в этих казармах?
Брикс не ответил. Вошла Хедебю.
— Мне только что звонил министр юстиции, — сказала она. — Монберг сказал Буку, что был знаком с первой жертвой, Анной Драгсхольм. Она нашла офицера, о котором говорил Рабен. Того, кто ответственен за убийства в афганском селе. Министр требует провести тщательное расследование. И поручает это дело нам.
Она села рядом с Кёнигом, придвинула стул очень близко и заглянула в его серые невыразительные глаза.
— Нам, полиции, — уточнила она. — И министр особо подчеркнул, чтобы мы сообщили ему, если кто-либо станет чинить нам препятствия.
— Вот как? — пробормотал глава службы безопасности, потом медленно поднялся, надел пальто и вышел в коридор.
Рут Хедебю молча проводила его взглядом. Брикс оценил смелость ее поступка — мало кто осмеливался открыто противостоять службе безопасности.
— Спасибо, — сказал он.
— Благодари не меня, а министерство. Они недовольны службой разведки даже больше, чем нами.
— Остался один вопрос кадровый…
— Лунд не вернется. Наше положение и без нее шатко. Мой ответ: нет.
Ее телефон снова зазвонил. Глянув на дисплей, Хедебю проворчала:
— Они там в министерстве совсем не спят, что ли?
Брикс внимательно следил за выражением ее лица, пока она слушала своего невидимого собеседника.
— Господин министр… — сказала она тихо. — Обычно политики вашего ранга не углубляются в кадровые вопросы до такой степени.
Реакция на том конце провода была такой бурной, что ей пришлось отодвинуть телефон от уха. Когда Бук наконец умолк, она сказала в трубку:
— Я узнаю, что можно сделать.
Брикс молча ждал, пока она заговорит. Когда пауза слишком затянулась, он спросил:
— Так это ты им сообщила, что Лунд отстранили от расследования?
— Нет, — с досадой ответила Хедебю, — они сами узнали. Интересно как? — Она сердито посмотрела на него.
Он взглянул на часы и сказал:
— Без понятия. Я еду домой. Завтра утром у нас много дел.
— Леннарт!
Он остановился у двери.
— Умоляю тебя, присмотри за ней на этот раз. Если сможешь, конечно. Она пугает меня до смерти.
— Я передам ей.
— Нет. — Хедебю поднялась и стала надевать пальто. — Не надо.
Когда Странге повез Лунд к себе домой, она не сопротивлялась. Гораздо хуже было бы сейчас предстать перед толпой счастливых подвыпивших гостей ее матери.
Квартира Странге была обставлена скупо, как и у большинства датских холостяков. Во второй спальне стояли две узкие кровати — для детей, когда они навешали его.
Они сидели бок о бок на низком диване напротив одного из тех гигантских телевизоров, которые она терпеть не могла. Он взял со стола рекламное меню из соседней пиццерии.
— Номер тридцать восемь, — сказала она.
Он уже нажимал на кнопки телефона.
— Номер тридцать восемь, — сказал он в трубку спокойно и вежливо, как всегда.
— Пусть положат побольше сыра, — добавила она.
Он вздохнул:
— С дополнительным сыром. И вторая — тоже тридцать восемь, без сыра.
В больнице ей дали какой-то раствор для раны. Она налила жидкость на кусочек ваты.
— Как голова? — спросил он.
— Я приняла обезболивающее.
Она приложила вату ко лбу, но на рану не попала.
— Давайте-ка я, — сказал Странге и попытался забрать у нее вату.
— Я не инвалид.
— Но вы же не видите, что делаете. Неужели так трудно принять помощь?
И Лунд уступила ему. Он осторожно отвел назад ее волосы, всмотрелся в лицо.
— Все не так плохо. У вас даже не останется шрама.
— Чудесно.
— Вы крепкий орешек.
— Спасибо за комплимент.
Он прикоснулся тампоном к ране. Она охнула.
— Немного пощиплет.
— Зачем вы привезли меня сюда? Я прекрасно переночевала бы в управлении.
— Можно еще в хостеле. — Он обвел глазами комнату. — Но тут ничуть не хуже, согласитесь. Грязное белье по полу не раскидано. Журналы с порнушкой не валяются. А я ведь вас не ждал, так что сделайте поблажку.
На низком столике у дивана стояла старая черно-белая фотография. На снимке был изображен высокий человек в форме.
— Ваш отец служил в армии?
К ее удивлению, он неожиданно помрачнел.
— Форма у нас в роду. Обычно военная, но не всегда. — Странге стал очень серьезен. — Это мой дед, он был полицейским. В те времена носили такую форму. Разве я вам про него не рассказывал?
— Нет.
— Ну так вот. Во время войны он работал в Управлении полиции. — Странге посмотрел на нее. — Дед участвовал в Сопротивлении. Немцы узнали об этом. Кто-то из своих донес. Отец рассказывал, что дед погиб в Минделундене вместе с остальными героями. Наверное, его тоже привязывали к столбу. Даже не знаю, зачем я храню эту фотографию, ведь все было так давно. В мире столько всего произошло с тех пор и сейчас происходит, чтобы еще думать о таком далеком прошлом.
Она отодвинулась от него, взяла в руки другой снимок, сделанный гораздо позже. На нем тоже был портрет мужчины, на этот раз точно в военной форме.
— Ваш отец? Одно лицо.
— Просто мы солдаты. Есть у нас что-то такое в крови. Мы рождены, чтобы служить. — Он рассмеялся, чтобы скрыть боль, которую причиняла ему эта тема. — Я не такой, как вы. Я привык маршировать строем и выполнять чужие приказы. Наверное, это тоже наследственное…
— Что с ним случилось? С вашим отцом?
Странге с удивлением посмотрел на нее:
— Почему вы решили, что с ним что-то случилось?
— Фотография сделана давно. Если бы он был жив, у вас бы хранился более свежий снимок.
— Ну вы даете. Мы же не на работе. Вы когда-нибудь отдыхаете?
— Наверное, нет. Слушайте, если вам неприятно…
— Он ушел из армии, потому что на этом настояла мама. Купил франшизу какого-то дурацкого страхового агентства на свое выходное пособие. Само собой, ничего хорошего из этого получиться не могло. Мы рождены, чтобы служить, помните? Деловая хватка не наш конек.