– Мать, где мой унитаз?
Я удивилась вопросу.
– В ванной!
– Его там нет, – спокойно ответил наш адвокат.
– Сейчас не время для шуток, лучше начинай распихивать шмотки по шкафам, – предложила я.
– У меня и в мыслях не было стебаться, – пожал плечами Аркадий. – Не веришь – погляди сама.
Я побежала на половину сына, распахнула дверь в ванную и изумилась. Раковина, джакузи, шкаф для мелочей есть, а унитаз отсутствует.
Спешно вызванный прораб не смутился.
– Вот же он! – радостно объявил строитель и повел нас к крайнему шкафу… в библиотеке.
Когда дядечка распахнул дверь, я ойкнула. То, что по наивности я приняла за стеллаж, оказалось туалетом.
– Значит, мне нужно выйти из комнаты, зайти в книгохранилище и зарулить в шкаф, чтобы, пардон, пописать?! – возмутился Аркадий.
– Замечательное, оригинальное ноу-хау! – попытался изобразить хорошую мину при плохой погоде прораб. – Сейчас не модно иметь совмещенку. И для здоровья полезно много ходить пешком.
– Плевать на моду! – разозлился Кеша. – Я переезжаю в гостевую спальню!
Прорабу пришлось переделывать ванную. В конце концов там таки установили унитаз, и переехавший на ту половину полковник не испытывает ни малейших неудобств, но и в библиотеке остался «уголок философа». О нем осведомлены только близкие, всем остальным мы об этом не рассказываем. Впрочем, иногда, крайне редко, закамуфлированным туалетом кто-то пользуется.
Я влетела в крошечное помещение и удивилась: ну с какой стати у меня заболел желудок? Может, это реакция организма на отвратительный капуччино, неосторожно выпитый в кафе? Или лихорадка реки Нга начала свою работу? И где медики? Куда подевалась неторопливая «Скорая помощь»?
Меня разбудил оглушительный звон. Было полное ощущение, что я сплю на рельсах и ко мне подкатил трамвай, упорно требуя освободить путь. Я резко села и тут же сообразила, что лежу на диване в библиотеке, а под спиной у меня находится длинная палка со специальным креплением. С помощью этого нехитрого приспособления можно добыть с верхней полки нужную книгу, это очень удобно, ведь не нужно тащить лестницу. Трамвая, конечно, никакого нет, а на подушке, от которой секунду назад я оторвала голову, разрывается телефон.
Я провела ночь не в своей постели, у меня до сих пор болит живот и почему-то кружится голова. Трубка продолжала верещать. Я окончательно проснулась, взяла ее и прохрипела:
– Слушаю.
– Доброе утро, Даша, Овсянкин на проводе, – бодро сообщил мой временный помощник.
Я зевнула.
– Здравствуйте.
– Разбудил? – насторожился Валерий. – Вы, наверное, встаете к полудню! Извините, я хотел пораньше доложить.
– Правильная идея, – одобрила я Овсянкина, украдкой поглядывая на часы, показывавшие ровно восемь.
– По существу сделанного вами запроса я имею пока не совсем полную информацию.
– Буду рада тому, что узнаю, – дипломатично заверила я Овсянкина.
И Валерий затрещал сорокой. История, рассказанная им, с одной стороны, была трагедией, с другой, увы, достаточно обычным следственным материалом.
Много лет назад в Москве орудовал некий Алексей Трофимович Фурыкин. То, что в столице появился серийный педофил, милиция поняла не сразу, маньяк вел себя хитро, совершал преступление в разных районах города и менял способы убийства. Как правило, маньяка выдает почерк. Допустим, выродок лишает людей жизни при помощи веревки, но грамотный эксперт всегда заметит нюансы, скажем, как завязан узел на шее, и сделает вывод: районы совершения преступлений разные, жертвы ничем друг на друга не похожи, но рука, совершившая преступление, одна. Очень часто преступник выбирает объектом насилия похожих людей, зацикливается, к примеру, на толстеньких брюнетках или на девушках в красном пальто. Главное, вычислить закономерность, это станет первым шагом к поимке негодяя.
Но Фурыкин действовал нестандартно, и сначала никто не понял, что речь идет о серии. Возраст убитых детей разнился от семи до четырнадцати лет. Внешне между девочками не было никакого сходства, преступления совершались в парках, промзонах, среди гаражей, на стройках. Кого-то убили камнем, кого-то сбросили в пруд, одного ребенка скинули с девятого этажа незаселенного здания. Наверное, никто бы и не стал объединять разные дела в одно, но тут на городском совещании следователь Филиппов рассказал своему коллеге Рыкову из другого районного отделения о странном убийстве, которым в данный момент он занимался. Труп несчастной десятилетней девочки был тщательно обработан: отстригли ногти на руках, тело тщательно протерли уксусом, одежду жертвы унесли, а еще преступник использовал презерватив, что в эпоху, когда еще не делали анализ на ДНК и народ не боялся СПИДа, казалось весьма странным.
– Боюсь даже думать об этом, – вздыхал Филиппов, – но, кажется, действовал кто-то из наших.
Рыков вздрогнул.
– Слушай, и у нас прошлым летом было похожее дело. Убийцу тогда не поймали.
Филиппов и Рыков были настоящими профессионалами, они тщательно изучили имеющиеся в их распоряжении материалы и пошли к начальству.
Преступника в конце концов удалось вычислить, им оказался, как и предполагал Филиппов, один из сотрудников МВД, Фурыкин, весьма высокопоставленный чин с безупречной служебной репутацией. Фурыкин имел жену, Светлану Михайловну, и дочь Алену (девочке, когда отца арестовали, только-только исполнилось десять).
Представляете, как милицейское начальство не хотело поднимать шума? Желтой прессы в СССР не существовало, поэтому в газеты не просочилось ни капли информации, судебное заседание сделали закрытым, в нем принимала участие лишь малая часть родственников погибших, несчастных людей обманули. Алексея Фурыкина называли военным. О том, что сексуальный маньяк – мент, знала лишь следственная бригада, а ее члены умели держать язык за зубами.
Дочь Олимпиады Борисовны Палкиной, восьмилетняя Валечка, была одной из жертв. После смерти ребенка Олимпиада переехала в другую квартиру, очевидно, желая избавиться от тяжелых воспоминаний.
Алексея Фурыкина расстреляли, об исполнении высшей меры наказания есть соответствующая запись в его деле. Его жена, Светлана Михайловна, тоже получила немалый срок (она, как выяснилось, помогала мужу).