Клетчатая зебра | Страница: 56

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Я, – подтвердила Светлана. – Вернее, мы с Алешей вместе. Наша любовь сильнее смерти! Тебе не понять, что испытывает женщина, когда она сливается в одно целое с мужчиной. Мы с Лешенькой единый человек, у нас общая душа, никаких тайн и секретов, все желания совместные. Я заманивала детей и отдавала их мужу.

Людмилу затошнило, а странная гостья продолжала:

– Приплести Алену к делу придумал Алеша. Алене едва исполнилось десять, она неподсудна, если признается, что помогала отцу, ничего ей не будет. Ну а мне грозит немалый срок. Когда его пришли арестовывать, Леша попросил разрешения поговорить с дочерью наедине, дескать, хочу проститься с ребенком. Люди, забиравшие его, чувствовали себя неловко, ведь арестовывали своего, поэтому, в нарушение всех правил, ему дали пообщаться с Аленой без свидетелей. Когда Алексея увезли, дочка пошла в ванную и разрезала себе вены на запястье левой руки. По счастью, я была настороже, ворвалась в санузел, и трагедии не случилось. Несколько дней я обрабатывала Алену и в конце концов внедрила ей в голову мысль – она должна спасти своих родителей. Потом отправила мужу в СИЗО с тайной оказией записку, и Алексей заявил об участии в деле дочери.

– Зачем ты мне все это сообщаешь? – затряслась Людмила.

Светлана указала на кольцо:

– Забирай его себе. Взамен поговори с Вадимом, открой ему правду, скажи, что я признаюсь во всем, подпишу протокол. Но с небольшим условием: Филиппов приедет ко мне домой, будем беседовать на моей территории.

– Почему бы тебе самой с ним не связаться? – пролепетала Людмила.

Светлана поджала губы.

– Я все сказала. Жду Вадима сегодня в любое время, хоть ночью. Не надо быть слишком любопытной…

Рассказчица помолчала. А затем подвела итог того дела. Алексея Фурыкина приговорили к высшей мере, его жену Светлану посадили, а их дочь Алену отдали на воспитание родственнице. Девочке сменили все данные, выписали новое свидетельство о рождении, что с ней стало, Филиппова не интересовалась. Кольцо осталось у жены следователя. Сначала оно хранилось в шкатулке, но после смерти супруга Людмила Николаевна начала носить самые дорогие вещи на себе, из боязни, что в квартиру, пока она на работе, залезут воры.

Собеседница закашлялась, я терпеливо ждала, пока она справится с приступом. На мой взгляд, более чем неразумно ходить по Москве, сверкая бриллиантами, ведь среди преступной братии есть не только домушники, но и грабители, нападающие на людей в транспорте, в магазине, на улице. Людмиле Николаевне следовало бы арендовать банковскую ячейку и спрятать там ценности. Хотя, вероятно, она не знает о существовании такой услуги, вот и решила, что безопаснее не расставаться с украшениями, чем топить их в варенье, прятать в банках с крупой или в морозильнике.

Людмила Николаевна вытерла слезы, выступившие от кашля.

Я нашла момент подходящим и задала вопрос:

– Кольцо у вас отняла дилер фирмы «Фрим»?

Она кивнула. Я не скрыла своего удивления:

– Но почему вы не заявили в милицию? Были свидетели, ваши сотрудницы Катя и Оля. Девушки видели, как вы убежали, а коробейница рванула следом.

Вдова Вадима Петровича прижала ладони к щекам.

– Та тетка сказала: «Немедленно верните мне кольцо. Оно не ваше, являлось семейной ценностью, принадлежало другой женщине, и теперь это единственная память о ней. Вы пособница убийцы».

– И вы испугались, – констатировала я. – Сбежали, чтобы дилер не затеяла публичный скандал, а та вас догнала, побила и отняла перстень?

– Нет, не так, – прошептала Людмила Николаевна. – Я увидела у нее на левом запястье уродливый шрам и сразу сообразила: ко мне явилась Алена, дочь Светланы, она хочет получить семейную реликвию назад. Больше-то никто не знал о драгоценности! Но я же за нее заплатила, выполнила все просьбы сообщницы маньяка, а Вадим Петрович костьми лег, чтобы Алене сменили документы и отдали ее родственнице… Вот я и побежала! Но меня никто не бил. Да, та женщина меня догнала, схватила за плечи, стала говорить про какого-то мальчика, чью жизнь она спасает. Я ничего не понимала, просто сунула ей в руку перстень и понеслась от нее как угорелая. Споткнулась, упала лицом на скамейку, расшиблась. А вы правда вернете мне перстень?

Глава 24

Я почти не помню, как оказалась в своей машине. В голове, словно чугунные шары, перекатывались мысли. Вера никогда не рассказывала мне ни о своих детских годах, ни о школьной поре. Она вообще не любила воспоминаний. Савельева всегда повторяла:

– Прошлого уже нет, будущее еще не наступило, давайте наслаждаться здесь и сейчас. Какой смысл рыться на заваленном старьем чердаке, когда можно выйти в сад и восторгаться цветущими растениями?

Я слышала, что родители Астаховой погибли на пожаре. Девочку подняла на ноги тетя, теперь покойная. И у Верушки на левом запястье есть некрасивый рубец. Подруга несколько раз обращалась к врачу, но ей сказали: «Если хотите привести руку в порядок, потребуется операция, ее делают под местным наркозом». Вера испугалась и оставила все как есть.

К хирургу подруга ходила много лет назад, а сейчас, наверное, придуманы другие методики, чтобы сгладить косметический недостаток, но Савельева приняла решение забыть об отметине. Однажды я бесцеремонно спросила:

– Где ты поранилась?

Вера замялась:

– Так, детская глупость.

– Резала вены от несчастной любви? – предположила я.

В ответ последовала неадекватная реакция.

– Я никогда не возьму в руки бритву! – заорала всегда спокойная Астахова. – Чего пристала?

Я, пораженная неожиданной грубостью, промямлила какие-то извинения и умчалась домой. На следующий день Вера пришла ко мне с повинной головой.

– Дашута, прости! – забормотала она, стоя на пороге. – В детстве мы с приятелями полезли в чужой сад нарвать яблок. И нас застал хозяин, все убежали, а мне не повезло, я упала и наткнулась на колючую проволоку. Кровь хлестала фонтаном. Меня даже никто не отругал за попытку воровства, так взрослые перепугались. В деревне имелся медпункт, местная фельдшерица наложила швы, да, видно, плохо обработала рану, началось нагноение. Мама отвезла меня в Москву, положила в больницу, там сделали операцию. Я натерпелась боли и страха, рана заживала плохо, поэтому рубец остался. А еще в то лето погибли мои родители. Понимаешь, почему я психанула?

Я обняла подругу.