– Это ты меня прости, я проявила хамское любопытство!
И мы с Верочкой забыли о мимолетной размолвке, но сейчас я тряслась в ознобе, сопоставляя факты, казавшиеся мне ранее незначительными. У Савельевой нет детских фотографий. Ни одной! В ее доме отсутствуют и снимки ее покойных родителей. Ира ничего не знала о своих дедушках и бабушках. Ладно Андрей – он воспитывался в приюте и при всем желании не мог ничего рассказать о своих предках, его мать отказалась от сына сразу после родов. Но Вера! Она-то счастливо жила до десяти лет в хорошей семье. Почему же ничего не говорила о своих родственниках? И я не помню, чтобы Вера ездила к ним на кладбище.
Теперь посмотрим на проблему с другой стороны. Олимпиада Борисовна, пустившая в квартиру своей соседки Зинаиды Семеновны некоего Кима Ефимовича, является матерью Валентины Палкиной, одной из жертв маньяка Фурыкина и его жены Светланы. Если предположить…
Мне стало душно. Я опустила боковое стекло машины и поняла, что воздух исчез не только в салоне, на улице тоже нечем дышать. Как же быть? И тут я вспомнила. Год назад, делая мне массаж от радикулита, Андрей показал точку на мизинце и сказал:
– Если вдруг ты станешь терять сознание, моментально воткни сюда зубочистку, иголку, булавку, любой острый предмет, который попадется на глаза. В крайнем случае укуси себя за палец.
И сейчас я вцепилась зубами в руку, ощутила резкую боль, но в голове просветлело. Савельев прав – наше тело сложный механизм, люди пока мало знают о нем. Ну почему, чтобы прогнать дурноту, надо цапнуть свой мизинец, а не коленку?
Я подняла стекло, завела мотор, включила кондиционер на полную мощность и вернулась к своим размышлениям.
Ким Ефимович никакой не экстрасенс, он, скорее всего, актер, который был кем-то нанят для того, чтобы отомстить Вере. Что плохого сделала моя подруга? Она была дочерью маньяков, убивших многих детей. Кто-то из родственников узнал, что Вера Савельева, ранее Астахова, первые десять лет своей жизни прожила под именем Алена Фурыкина, и решил ее наказать. За что? Алена ведь не причастна к преступлениям. А за то, что живет счастливо и обеспеченно с мужем и дочерью. Не надо искать другого повода, одного этого для безутешного родителя хватит.
Злоумышленник не стал действовать наобум, он дотошно изучил биографию Веры, узнал о смерти Сережи и придумал дьявольский план: пообещал ей вернуть мальчика. Более того, продемонстрировал ребенка матери, довел несчастную до высшей точки психического напряжения, а потом убил Ирину. Теперь Вере предстоит жить, зная: Сережа не вернется, а Ирина умерла из-за того, что мать согласилась на условие колдуна: пусть кто-то скончается, чтобы малыш ожил.
Я схватилась за руль. Поехать к Андрею и сообщить ему правду? Но Верушка, вероятно, не открыла мужу семейной тайны, Савельев ничего не слышал о Фурыкине, я не имею права выдавать чужие секреты.
Стоп! Надо успокоиться и попытаться рассуждать трезво.
Ира мертва, помочь ей я не в силах. Убийства Веры мститель не планирует, наоборот, ему надо, чтобы Савельева поправилась, встала на ноги и прожила еще долгие годы, мучаясь мыслями о погибших детях. Так пусть злодей пребывает в уверенности, что его план удался. Я должна хранить сведения о Вере за семью печатями и искать этого графа Монте-Кристо, который решил наказать ни в чем не повинного человека. Но я теперь точно знаю, в какую сторону бежать за разгадкой.
Сделав пару глубоких вдохов, я обрела ясность мысли и поехала на встречу с Овсянкиным.
– Нужны сведения о детских годах Веры Олеговны Савельевой, прежде Астаховой, – заявила я, отдав помощнику деньги.
– Что именно? – уточнил Валерий.
– Все! – потребовала я. – Где родилась, номер детского сада, школы, судьба родителей. Рой глубоко и широко.
– Йес, босс! – гаркнул Овсянкин.
Но я не останавливалась.
– Можешь найти список жертв маньяка Фурыкина?
– Попытаюсь, – кивнул помощник.
– И еще нарой имена их родственников, тех, что живы или умерли в этом году, – добавила я.
Валерий не испугался большого объема работы, наоборот, в глазах новоиспеченного отца тройняшек мелькнула радость. Очевидно, решив проблему с детскими кроватками, капитан сейчас озабочен приобретением сверхвместительной коляски. Он лишь спросил:
– Сколько у меня времени?
– Мало! – Я подпрыгнула и демонстративно посмотрела на часы, висевшие на стене кафе, где мы пили чай.
Овсянкин встал и со словами: «Ускоряюсь!» – быстро вышел.
– Пожалуйста, счет, – пропела официантка, выкладывая на столик чек, – с вас двести рублей. Чайник цейлонского, и молодой человек съел чизкейк.
Я полезла за кошельком, невольно вспомнив слова вдовы следователя Филиппова о «современных мужиках, которые совсем и на мужчин-то не похожи». Конечно, я не разделяю потребительской позиции Людмилы Николаевны, мне никогда не приходило в голову выдавать ни одному из своих супругов точно отсчитанные шестьдесят восемь копеек. Но, согласитесь, Овсянкин мог хотя бы предложить оплатить выпитый нами чай. Сумма в двести рублей никого не разорит. Хотя у него же родились тройняшки, небось любая мелочь у Валеры на счету…
Вознаградив официантку, я порылась в записной книжке, нашла адрес старика Бусыгина, поняла, что он живет совсем рядом, и пошла к машине.
– Дама! – закричала мне вслед официантка. – Мобильный забыли, слышите, звонит!
Я побежала назад к столику и схватила свой негодующий сотовый.
– Фирсов! – заорал из трубки мужчина.
– Вы ошиблись, – ответила я, сунула аппарат в карман, сделала шаг и была остановлена новым вызовом.
– Фирсов! – гаркнул тот же человек.
– Здесь такого нет, – терпеливо пояснила я.
– Фирсов! – не успокаивался дядька. – Фирсов!
Сообразив, что легко от него избавиться не удастся, я попыталась еще раз объяснить ему:
– Вы перепутали номер.
– Нет! Фирсов!!!
– Пожалуйста, назовите набранные вами цифры.
– Фирсов!!!
– Это фамилия, – пропела я, – и она мне не нужна.
– Фирсов! – стандартно отозвался незнакомец.