Или не все?..
Его размышления прервал звонок в дверь. Маша вздрогнула, рывком села.
— Лежи, — сказал он успокаивающе, — это Аннушка.
Он оказался прав. Аннушка ворвалась в квартиру как торнадо, бесцеремонно отодвинула Серебряного, захлопотала вокруг Маши.
— Что-нибудь успокоительное ей давали?
— Валерьянку.
— Валерьянки мало. Где аптечка?
— В ванной.
Аннушка выбежала из комнаты, но уже через мгновение вернулась с каким-то пузырьком.
— Корвалол! Машенька, выпей.
Маша выпила едко пахнущее зелье, посмотрела на Серебряного тревожно-вопросительным взглядом.
— Мне нужно ехать, — сказал он.
— Да езжайте уж! Что топчетесь тут без толку, — проворчала Аннушка.
— Анна! — прикрикнул он на свою секретаршу.
В ответ та лишь нетерпеливо махнула рукой.
— Так, дамы, слушайте инструкции, — преувеличенно бодро сказал Серебряный. — Анна, это тебя в первую очередь касается.
— Ну что, Иван Матвеевич?
— Из дому не выходить, по телефону не разговаривать, к окнам не подходить.
— Это еще почему?
— Анна! — рявкнул Серебряный. — Делай, что велено!
— Простите, — Аннушка густо покраснела.
— Маша, я буду связываться с тобой только по мобильному. На звонки с обычного телефона не отвечай.
— А если позвонят ОНИ?
— ОНИ не позвонят.
— Откуда ты знаешь?
— О господи! Женщины, вы задаете слишком много вопросов! — Серебряный достал сигарету, нервно покрутил ее в руках и сказал уже мягче: — Маша, есть вещи, которые тебе не нужно знать. Пока не нужно. Тебе никто не позвонит, поверь мне.
— Хорошо. Я тебе верю.
— Ну все. — Несколько секунд он постоял в нерешительности, а потом подошел к Маше и поцеловал ее в холодные губы. — Я тебе позвоню.
— Да, позвони мне, пожалуйста.
Аннушка деликатно отвернулась к окну. Серебряный улыбнулся, чуть-чуть, одними уголками губ, сказал, теперь уже твердо:
— Я пошел. У меня еще много дел.
— Маш, ты держись, — сказала Аннушка, закрывая за Серебряным дверь. — Если за дело взялся Иван Матвеевич, все будет хорошо. Он обязательно найдет твоего Ванюшку.
— Да, он обещал, — отозвалась Маша.
То ли от лекарств, то ли от усталости лихорадочное возбуждение сменилось апатией. Спать не хотелось, но и двигаться не было сил.
«Надо выпустить из спальни Тая и сварить себе еще кофе», — подумала она, с неохотой сбрасывая с плеч пиджак Серебряного. Ей было хорошо в нем, пахнущем сигаретами и любимым одеколоном Серебряного, появлялась иллюзия защищенности…
— Ну зачем ты встала? — всполошилась Аннушка. — Тебе нужно лежать.
— Аня, я не больна. Мне не нужно лежать. — Маша выпустила на волю обиженно поскуливающего Тайсона. — Прости меня, мальчик. Так было нужно.
Тай глухо рыкнул в ответ, потрусил на кухню.
— Ой, собачка, — послышался оттуда совсем не испуганный голос Аннушки. — Хорошая собачка. Ты, наверное, кушать хочешь, да? Маш! Может, мне его покормить?
Маша потерла глаза, вошла вслед за Таем на кухню, где уже хозяйничала расторопная Аннушка.
Пес попил воды, вопросительно посмотрел на хозяйку.
— Сейчас, мальчик. — Маша насыпала в его миску сухого корма. — Ешь, Тай.
— И сама покушай, — предложила Аннушка. — Я вот уже блинчиков замутила, сейчас жарить буду.
— Не надо блинчиков, я себе сейчас кофе сварю.
— Маш, ну так же нельзя! — строго сказала Аннушка. — Тебе же силы нужны.
— Зачем?
— Как зачем?! Чтобы сына искать!
— Серебряный велел сидеть и ждать.
— Мало ли что велел Серебряный?! — Аннушка взмахнула ложкой. — Если бы я делала все, что велит мой Степа, где бы мы были!
— Ань, у тебя есть какая-то идея? — Навалившуюся было апатию как ветром сдуло. Сердце забилось быстро-быстро.
— Ну, идея не идея, а мысли кое-какие точно имеются. — Аннушка присела к столу. — Пусть мужчины занимаются своими делами, а мы займемся своими.
— Что мы будем делать?
— Я только не знаю… — Аннушка неожиданно замялась. — Может, ты в такие вещи не веришь…
— Если это поможет мне найти Ваньку, я поверю во что угодно. Рассказывай.
Аннушка начала издалека:
— Ты же знаешь про мою болезнь?
Маша кивнула.
— Так вот, в том, что все так хорошо закончилось, заслуга не одних только врачей. Мне очень повезло, что опухоль диагностировали так быстро, когда еще были высокие шансы на то, что операция пройдет успешно, что не будет метастазов. Вот только диагноз мне выставили не врачи. К ним я уже потом побежала. — Аннушка надолго замолчала. — Стыдно рассказывать, да ладно, — заговорила она наконец. — Приревновала я Степана. Очень сильно приревновала. Это я сейчас, спустя год, понимаю, что ерунда это все и глупая бабья блажь, а тогда места себе не находила, карманы его обыскивала, в мобильной записной книжке рылась. Чуть с ума не сошла, дура. Мне эту женщину посоветовала знакомая. Сказала, что она просто чудеса творит. Вот я и пошла за чудесами, хотела с их помощью Степу своего на чистую воду вывести. А женщина меня та даже слушать не стала. Чуть ли не с порога говорит:
— Ты, девка, дурью не майся. Любит он тебя, только тебя одну и любит. — А я еще и рта не успела открыть. Вот, спрашивается, откуда она узнала? Но это еще не все. Это только присказка. Я уже уходить собралась, а она мне:
— К доктору иди, да побыстрее. Грудь проверь левую. Может, еще не поздно.
Я ее не поняла, спрашиваю:
— Что не поздно?
— У тебя рак, — говорит. Представляешь?! Я же здоровая как лошадь, сроду ничем тяжелее простуд не болела, а тут какая-то тетка заявляет, что у меня рак. В общем, я ей тогда не поверила, разозлилась, помню, страшно, даже поскандалить попыталась, а она на меня рукой так махнула:
— Иди, говорит, к врачу, дуреха.
Мне как-то сразу и скандалить расхотелось. Недели две я промаялась, а потом все-таки решила к врачу сходить, просто для собственного успокоения. Опухоль только на снимке обнаружили, она такая маленькая была, что пальцами не прощупывалась. Вот так-то! Я после операции сразу к этой женщине с подарками и благодарностями побежала, а она ничего не взяла, сказала, что я с ней в первый раз расплатилась.
— Как к ней попасть? — спросила Маша.
— У нее особого графика нет, просто живая очередь.