Третий пункт составляло весьма беспокоившее меня дело Хоббса. Я твердо решил расспросить Кэролайн о требовавшейся ему записи. Знает ли она, где находится эта пленка? Если она ответит отрицательно, я сообщу об этом Хоббсу. Если же знает, я попрошу ее отдать пленку Хоббсу и облегчить тем самым свою жизнь.
Все это казалось вполне логичным. А почему бы и нет? Как легко мы лжем самим себе! Как весело и свободно это получается, пока не вмешивается правда жизни. Но если я и был дураком, то дураком-доброжелателем. Вот женщина, муж которой, возможно, был убит, сама она, по-видимому, восстановила против себя могущественного денежного туза международного масштаба, и к тому же ей принадлежала видеопленка, на которой было заснято убийство нью-йоркского полицейского. Я был уверен, что она видела пленку с Феллоузом, но хотел во что бы то ни стало показать ее ей, и, оставшись один в лифте, после того как пожилая женщина вышла на втором этаже, я вынул кассету из кармана пальто, чтобы еще раз убедиться, что не сгреб случайно один из мультиков Салли. Кассета оказалась той самой. Надпись на наклейке: «ЗАПИСЬ 15», была выполнена особым шрифтом явно не на скорую руку; выходило, что каким бы импульсивным и неистовым по натуре ни был Саймон Краули, он весьма заботился о том, чтобы его коллекция содержалась в порядке. Убедившись, что ошибки не произошло, я снова опустил кассету в карман.
Кэролайн открыла дверь. В руке она держала стакан, а в зубах – кусочек льда.
– А я готовлю тебе выпить, если захочешь сделать глоточек, – объявила она, бросив лед в стакан. – Ты не против, если немного моей слюны загрязнит твои жизненно важные органы?
Ее взгляд встретился с моим, она опустила его на мои губы и снова подняла глаза.
– Позвони по девять-один-один, – сказал я ей, – и немедленно.
– Что? Зачем?
– Мне кажется, у меня сейчас будет сердечный приступ и я умру прямо здесь, прежде чем успею проглотить хоть каплю твоей прекрасной слюны в…
– Прекрати, ради бога. – Она схватила меня за руку и втащила в квартиру, ничуть не изменившуюся за это время: по-прежнему роскошную, идеально убранную и без малейших признаков индивидуальности. Кэролайн наблюдала за тем, как я осматривался вокруг.
– Я точно знаю, о чем ты думаешь. – Она протянула мне стакан, взяла у меня пальто и отнесла его в стенной шкаф.
– Неужели? – отозвался я из гостиной, стоя у окна и глядя на Центральный парк.
– Представь себе!
– Ты ошибаешься.
Она вошла в комнату и, подойдя ко мне, остановилась рядом:
– Нет, не думаю.
– Уверяю тебя, ты не можешь этого знать.
Кэролайн взяла меня за руку выше запястья и, повернув часами вверх, взглянула на циферблат.
– Ровно пять, – сказала она. – Ты сейчас вроде бы должен работать над своей статьей?
– Она уже готова. – Я заметил тушь на ее ресницах. Чертовски сексуальная вещь эта тушь для ресниц!
– Ты сказал жене, когда придешь домой?
– Нет.
– Ты придумал отговорку, чтобы оправдаться, если придешь поздно?
– Я не разговаривал с ней с сегодняшнего утра.
Она коснулась моего галстука и начала водить по нему пальцем вверх и вниз.
– Когда тебе надо быть дома?
– Когда угодно.
– Ни в какое определенное время?
– Ни в какое определенное время.
– Но ведь материал для колонки ты должен отдать в набор в пять тридцать.
Я кивнул.
– А значит, дома тебе надо быть вскоре после этого?
– Не обязательно.
– Почему?
Я взял ее за подбородок:
– Может найтись причина.
– Какая?
– Дальнейшее развитие событий.
По ее голубым глазам я понял, что мой ответ пришелся ей по душе.
– Но ведь твоя статья уже готова?
– Да.
– О чем она?
– Об одном парне, который неделю назад убил ту несчастную девчонку со свадебным платьем.
Ее это, по-видимому, ничуть не тронуло.
– А я вот научилась распознавать психопатов.
– Ну и как ты это делаешь? – спросил я.
– Они же просто сумасшедшие, – рассмеялась она, – уж поверь мне.
Я кивнул:
– Понимаю.
В ее глазах появилось лукавое выражение.
– Возможно, ты и понимаешь. – Она прижала мою руку к своей груди.
– Давай лучше поговорим; мне надо у тебя кое-что выяснить.
– И мне тоже, – сказала она.
– Кто первый?
– Если ты угадаешь насчет меня, будешь первым.
– Давай наоборот.
– У тебя, – начала она, – что-то вроде этого: ты нашел в банке очень интересную видеокассету и хочешь о ней поговорить.
Я взглянул на нее с удивлением, к которому примешивался страх, и спросил:
– Ты нащупала ее в кармане, когда вешала пальто?
– Да, а что на ней?
– Беспорядки в парке Томпкинс-сквер. Это когда убили полицейского.
– Ах эта!
Я кивнул.
– Давай поговорим об этом попозже, – предложила она.
– Пусть позже, но только поскорее.
– Ладно.
Но я никак не мог остановиться:
– Кэролайн, ведь полицейского же убили.
Она отвела глаза в сторону:
– Я не знала об этом, поверь, совершенно ничего не знала!
– Неужели ничего?
Она нахмурилась:
– Стало быть, мы будем говорить об этом сейчас, а не попозже.
– Ничего не поделаешь, Кэролайн, так уж вышло.
– Я видела ее один раз, несколько лет назад.
– Я рассказал о ней копам, – выпалил я.
– Прекрасно. – Она казалась удивительно спокойной.
– Прекрасно?
– Отдай ее в полицию.
– Я так и собираюсь сделать. – Я вздохнул с облегчением. – Знаешь, я ожидал боле бурной реакции.
Она пожала плечами:
– От меня? Почему?
– Я… – Что-то в ее глазах остановило меня.
– Ты – репортер… Я ожидала, что ты найдешь кое-что интересное для себя.
– Ожидала?
– Да. Если бы этого не случилось, я была бы разочарована.
Кэролайн вышла на кухню, достала из сумки свои бумажки и табак и свернула сигарету. Я никак не мог отвязаться от мысли о кассете с Феллоузом. Кэролайн закурила самокрутку и улыбнулась сквозь дым. Теперь мне нужно было выяснить, ходила ли она на прием к моей жене. Возможно, такой вопрос разозлит ее. Тогда лучше спросить ее об этом позже.