– Чего, собственно, хотят хаты?
Я потряс головой. Просто так. На всякий случай. Время и состояние к таким разговорам не располагало.
– Расскажи, расскажи, – настаивал Антон. – Я, пьяный, соображаю лучше, чем трезвый. Раскованней.
Я, на всякий случай, решил не спорить.
– Я тебе немного рассказал про энергию Ка?
– Не так подробно, чтоб я смог понять, в чем там дело.
И тут начался сюрреализм. В бар вошли девчонки. Действительно, переодевшиеся.
– Потом, Антон. Хорошо?
Но не тут-то было. Антон второй раз за вечер повелительно поднял руку и обратился к нам троим. По-английски, естественно.
– Мой друг рассказывает мне сюжет нового русского фильма. Блокбастер. Сумасшедшие кассовые сборы. Про тайное общество – источник зла на земле. Массовые убийства… Вселенские катаклизмы. Вы же хотите послушать?
Девочки хотели.
– Тогда, Иосиф, расскажи, зачем эти негодяи устраивают нам всяческие гадости. Что им, подонкам этаким, нужно?
Я, поперхнувшись, поделился с Антоном на хорошем, хотя и не литературном русском соображнием о степени его адекватности, а затем, как ни в чем не бывало, перешел на английский и стал рассказывать про дефицит энергии Ка в параллельном мире. В мире, в который все мы попадем после смерти. Я рассказал, как хаты научились конвертировать отрицательную Ка в положительную, а затем канализировать ее, то есть добиваться перераспределения положительной Ка в свою пользу.
На этом месте, когда девочки начали делать вид, что им еще не скучно, Антон поднял голову и сделал то, чего я ожидал от него меньше, чем от священнника на литургии. Он ударил со всей силы кулаком по столу и одновременно с этим грязно выругался. Стаканы подрожав, устояли. Девочки уставились на Антона с выражением тайного восхищения его английским словарным запасом и внутренней силой.
– Что случилось, Антон? – я прервал свою лекцию недовольным голосом учителя, уставшего от капризов ученика.
– Ты хочешь сказать, что и эта война ведется за энергоносители?
– И что с того?
– Во всех мирах одно и то же. Во всех мирах одно и тоже…
– К черту политэкономию. Все войны, начиная с Троянской ведутся из-за баб и из-за славы. А все остальное выдумали геополитики – деньги, жизненное пространство, энергия.
– Деньги, как мотив, участвовали и в троянской войне. Кто же когда откажется пограбить? Но ты прав. К черту все это! Хотите, поговорим о чем-нибудь более веселом?
Мы все хотели.
– Вот вы все знаете, отчего рождаются дети?
Мы все знали.
– А как обналичиваются деньги?
Мы уже не были так уверены.
– А как это связано между собой?
Мы предожили Антону не томить нас и Антон вежливо поинтересовавшись, не знаем ли мы историю про банк спермы (девочки немедленно оживились) начал рассказывать.
Так вот, исходные данные: начало 90-ых. Крупной компании требуется безопасная обналичка. Наработанных схем еще нет.
Антон в трех словах объяснил француженкам, что такое illegal encashment, и зачем это все нужно.
В крупных газетах появляется объявление: «Банк спермы приобретет продукцию у достойных кандидатов. Дорого! Анонимность гарантируется». Адрес – не указан. По телефону, естественно, дозвониться нельзя. Все время занято. В это же время с корпоративного счета снимаются колоссальные суммы, сотни тысяч долларов в день, якобы в уплату за полученную сперму.
– А в чем прикол?
– Как в чем? Приходит налоговая полиция и говорит: «Ну-ка покажите, где тут у вас сперма?» – «Так вот она, пожалуйста, в пробирочках пронумерованных». – «А кому принадлежит эта сперма?» – «Нам, разумеется. Мы же ее купили!» – «Это понятно. Но у кого вы ее купили? Кому она принадлежала, так сказать до сдачи…» – «Этого мы не может вам раскрыть. У нас же анонимность. Гарантированная анонимность. Вот и справку из минздрава посмотрите» – «Ну хорошо. Анонимность. Но как вы можете платить по 150 тыс. долларов наличными за 10 мл. спермы??!!!» – «А вы бы знали, какие люди нам ее сдают! Какие великие люди!!!»
Мы с уважением помолчали. До девочек постепенно дошла технология обналички.
– А я бы не хотела забеременнеть от какого-нибудь нобелевского лауреата. Лучше уж никаких детей, чем такие.
– Большинство людей зацикливается на детях, как на идее фикс, потому что иным образом обрести бессмертие у них не получается, – выдал очередную мудрость Антон.
Я вдруг подумал, обретаю ли я бессмертие через беременность Маши, (мне всегда казалось, что дети – лучшее средство от экзистенциального одиночества в потенциальной старости, причем эта мысль умнее и жизненнее, чем кажется на первый взгляд) но девочки были напуганы таким поворотом разговора, поэтому додумать я не успел.
– Слушайте, а что у вас в России часто вот такие жульничества бывают? – спросила Натали.
– Да. У нас и не такие жульничества бывают.
– А правда, что у вас на улицах стреляют?
– Постреливают. Но не то, чтобы часто.
– А правда, что у вас со свободой слова – не очень? – спросила Луиза-Мария, объяснив, что она без пяти минут журналистка.
– Можно сказать и так. У нас вообще со свободой не очень. Между придуманными вами французами свободой, равенством и братством мы всегда выбираем равенство, – назидательно сказал я. – Слава Богу, что у нас это, как и многое другое, не очень получается.
– И при этом вы любите Россию?
– Любим!
– Несвободную, небезопасную?
– Еще как! – уверенно подтвердили мы оба.
– А почему?
– Потому что мы – загадочные идиоты.
– Ну правда?
– Правда. А что нам теперь, Австро-Венгрию любить?
И я рассказал анекдот про дождевых червяков (это наша Родина, сынок).
– А я вот, француженка, но люблю Китай – сказала Мария-Луиза. А Францию не люблю.
– Это потому что у вас за непатриотизм не сажают. А то бы любила Францию, как миленькая.
– А у вас сажают?
– Немедленно. Только скажешь что-нибудь непатриотичное – сразу в тюрьму. И это считай, что повезло. А то могут и расстрелять.
– Ну хватит, Антон, девушек пугать. За непатриотичность пока не сажают. Скажи, Луиза-Мария, а почему ты любишь Китай?
– Я вообще люблю дальний Восток. Китай, Японию, Таиланд, Корею, Вьетнам.
– А почему?
– Мне кажется, что там более правильное отношение к жизни и смерти.
– Я не понял.
– Мы не поняли, – поправил меня Антон трезвым голосом.