– Да, ты прав.
– Конечно, я прав.
Сакетт склонился над столом, отодвинул досье в сторону, чтобы можно было прочитать полностью имя и фамилию агента, обозначенные на ярлычке.
– Послушай, Эймос, у меня убит агент…
– Да, я знаю. Мне сообщили сразу же, как это случилось. Страшная трагедия. Хорошо, что у него хоть семьи не было, нет скорбящей вдовы.
– Ты его знал?
– Знал, черт побери. Я его готовил. Хороший полицейский. Не такой хороший, как его напарник Пейт, но тем не менее агент превосходный. Умелый, умный, находчивый…
– И мертвый.
– Увы.
– Чем он занимался в Квонтико? Группа спасения заложников?
Уорден рассмеялся, несколько громковато для своей профессии.
– Нет. У него был слишком независимый характер, чтобы работать в ГСЗ. Слишком индивидуален, почти не приспособлен для работы в группе. Ему даже не нравилось то, что ему назначили Пейта в качестве напарника. Потом-то они подружились…
– Так чем же он занимался?
Последовало несколько секунд молчания, что было необычным для говорливого Уордена.
– Извини, Билл. Этого я не могу тебе сказать.
– Не вешай мне лапшу на уши. Я не в настроении.
– Тогда верни себе настроение или задай свой вопрос кому-нибудь другому. Я помочь тебе не могу. Ты, надо полагать, уже знаешь, что эти ребята работают по программе «Группа-1». После стрельбы служба безопасности ужесточила режим. Больше сказать ничего не могу.
– Кто давал указания по усилению режима секретности? Скажи хотя бы это. Я со своими вопросами пойду к нему.
Уорден прочистил горло.
– Ну, черт возьми… Один из помощников директора. Но который из них – я тебе не скажу. Почему ты пристал ко мне? И кто это так тебя взвинтил?
– Кто взвинтил? Черт бы тебя побрал, Уорден! Здесь творится беззаконие, и я обязан разобраться, в чем дело.
– В таком случае я в самом деле не могу тебе помочь. И пока мне что-то известно, я могу сказать тебе что-то такое, отчего ты так разозлишься, что обделаешься.
– И что же это?
– Другим агентам, принимавшим участие в задержании Корли, было дано указание ничего тебе не говорить. Как и никому другому.
– Не говорить? Пусть только попробуют не говорить! Я отберу у них удостоверения! Черт, они будут наказаны за то, что чинят препятствия расследованию уголовного дела. Плевать я хотел на то, что они агенты.
Уорден хихикнул, словно кто-то отпустил скабрезную шутку в присутствии женщин.
– Я знаю, что ты это сделал бы, если бы только мог, но истина в том, что ты не можешь. Приказ пришел сверху. С верхнего этажа. Мой босс, их босс… твой босс, их приказы игнорировать нельзя. Кроме того, они снимают обвинения в шпионаже с Питера Джеймисона, так что и расследования, которому могли бы чинить препятствия агенты, не будет. Не будет предъявляться обвинение и Корли. И никто из них не будет подвергаться преследованиям. Ты, вероятно, узнаешь об этом утром.
– Откуда тебе-то известно?
– Ну, ну, Билл. Не высокомерничай.
– Что?
– Ты, случалось, проворачивал такое и раньше и вложил свою долю в это дело. Так что не прикидывайся, будто не занимался этим, хотя бы передо мной. Мы были заодно в самом начале, помнишь? Сколько лет прошло – двадцать? Двадцать пять?
– Я тогда не понимал, что поступаю плохо.
– Врешь.
Сакетт беспокойно заерзал в кресле и еще раз проверил, что разговор идет по непрослушиваемой линии связи.
– Почему ты это делаешь?
– Я пытаюсь спасти тебе жизнь, вот почему. Не заставляй меня уничтожить тебя. Ты знаешь слишком много, чтобы позволить тебе крутиться на этом свете.
Послышался щелчок, и линия замолчала. Сакетт долго пребывал в замешательстве и легком беспокойстве. Наконец чувство неудовлетворенности заставило его снова взяться за трубку. Он набрал номер домашнего телефона Блевинса, оставил запись на автоответчике и послал сообщение на пейджер.
* * *
Блевинс прочитал сообщение на пейджере, когда ехал по своей улице, направляясь домой впервые после того, как послал Роберта Дэвидсона подобрать Мелиссу. Неужели это было всего лишь вчера вечером? Казалось, прошла целая неделя. А может, и больше.
С ответом он подождал до того, как вошел в дом.
– Это Блевинс, соедините меня с Сакеттом.
Абсолютная тишина на линии напомнила Блевинсу о том, что в дальней комнате медленно вращается катушка большого магнитофона, который записывает все поступающие сообщения. Наличие магнитофона никогда не беспокоило Блевинса, но и о том, что он есть, Блевинс не забывал.
Голос Сакетта звучал так, словно он еще до разговора был на взводе.
– Блевинс, я собираюсь работать сегодня допоздна. Буду заниматься твоим служебным расследованием, делом по обвинению Джеймисона в шпионаже и, черт бы все это побрал, всем, что касается этих проблем. Надо поговорить. Когда ты сможешь подойти?
Блевинс провел большую часть второй половины дня, тайком пробираясь в штаб-квартиру и так же тайно покидая ее, и знал, что ФБР закрывает дело по обвинению Джеймисона. Это известие его порадовало, хотя проблем у Джеймисона от этого не убавилось бы. Наоборот, если только он потеряет бдительность.
– Я в часе езды от вас. Это нормально?
– Приезжай побыстрее, если сможешь. Думаю, ночь предстоит длинная.
Блевинс повесил трубку и пошел, чтобы на скорую руку принять душ и переодеться, размышляя над тем, что сегодня узнал, и о том, что из этого уже известно Сакетту.
Он воспользовался услугами всех, кто был ему хоть чем-нибудь обязан, чтобы получить необходимую информацию. Он узнал, что Джеймисон имел доступ как минимум к одному контракту, но о деталях не имел понятия. Впрочем, Джеймисон был жив, по крайней мере несколько часов назад. Агент, который убил Дэвидсона, вернулся в Квонтико, Мелисса чувствовала себя хорошо в Федеральном центре заключения. Все могло быть значительно хуже.
Он оделся, взял свой пистолет, изъял магазин, снял пистолет с предохранителя и выбросил неизрасходованный патрон на кровать. Потом проверил затвор, пересчитал патроны, оставшиеся в магазине, и вставил магазин. Перезарядил пистолет, вынул магазин и добавил в него еще один патрон, поставив пистолет на боевой взвод. Этот порядок он установил еще во время войны и никогда не менял его. Всякий раз, когда пистолет оставался вне поля его зрения, он обязательно перезаряжал его, прежде чем положить в кобуру. При всех прочих неопределенностях ему не хотелось сомневаться в боеготовности своего личного огнестрельного оружия.
Кейн всегда пользовался районной аптекой на углу Четырнадцатой улицы. Копировальное устройство находилось у дальней стены и плохо просматривалось. Но оно, что ни говори, было устройством общедоступным, и это снижало полезность любых улик при анализе типа бумаги или тонирующего вещества в тех случаях, когда копии обнаруживались и связывались с преступлением.