Он хотел добавить привычное: "Юзефовна", но не стал. - Что ж. У каждого своя дорога, - Осипян тихо кивнула - Или - общая? - Рублев вдохновенно заглянул ей в лицо. Уверенно поймал ладонь. Голос его дрогнул. - Останешься?
И прочитал ответ во влажных глазищах.
4.
- Да, и этой еще... есть у вас такая подсоленная ломтиками сырая рыбка. Как же ее? Еще укропчиком сверху... - Тар-тар, - сообразил официант.
- Во-во! С нее как раз и начнем.
- А от "Цезаря" тогда отказываемся?
- От "Цезаря" тогда да. Нет, впрочем, ничего. Пусть и "Цезарь". - А жюльенчики, само собой?.. - Уж само собой. Но это после, перед белугой по-монастырски. Да. Так, пожалуй, будет достаточно.
- Может, все-таки бокальчик красного винца? Очень бы под жульен из раковых шеек пошло, - официант соблазнительно почмокал.
- Я на работе, - нахмурился Борис Семенович Гуревич. Протянул меню склонившемуся официанту - вполне благосклонно - и в ожидании первой, взбадривающей закуски откинулся на расшитые подушки ресторана "Навои". Он мечтательно поднял глаза на полупрозрачный, инкрустированный разноцветной шашечкой потолочный шатер, через который даже смурой, сырой зимой внутрь струился мягкий, теплый свет. Вот уж три месяца по будням с часу до трех бывал он здесь. Потому что именно здесь как нигде гастрономические запросы его удовлетворялись без изъяна. Борис Семенович любил поесть сытно и - обстоятельно. Дискуссии уровня "едим, чтоб жить, или живем, чтобы есть?", - оставляли его равнодушным. Никакой дилеммы он не видел. "Едим - значит, живем", - мурлыкал он зачастую после десерта.
Прежде, в центробанке, поесть толком не удавалось, - времени меж совещаниями едва хватало перекусить, чего Гуревич не терпел. И потому страдал.
Теперь, в роли главы временной администрации банка "Возрождение", времени хватало на всё: и неспешно сытно пообедать, приглушив звонок мобильного телефона, и подремать после обеда за чашкой туркиш кофе, и порешать текущие банковские проблемы.
К нему вернулись утерянные за годы государственной службы - и, казалось, безвозвратно - некая вальяжность и вкус к жизни, проистекающие от внутреннего душевного равновесия. Да, он не вникал, допустим, в повседневную будничность "Возрождения" и, строго говоря, не владел оперативной информацией. Но и в том был свой смысл: ни одна скользкая сделка не была санкционирована лично главой администрации.
В банке сложился устойчивый коллектив, грамотно осуществлявший главную свою задачу - мобилизацию активов и расчеты с вкладчиками. Осуществлял столь удачно, что всего лишь спустя три месяца с даты введения временной администрации более чем на семьдесят процентов рассчитался с долгами по частным вкладам, о чем Гуревич отрапортовал председателю центробанка, удостоившись похвалы. И похвалы, надо сказать, заслуженной: не мешать работать - это тоже тонкая работа.
И, что важно, для расчетов с вкладчиками не потребовалось распродавать банковское имущество, - за это Борис Гуревич отвечал персонально. Вполне хватало тех денег, что удавалось под разными соусами выбивать из должников или зарабатывать на распродажах дочерних компаний.
И вообще его роль стократно более важная: за все эти месяцы он не позволил никому заставить себя действовать вопреки интересам банка и команды, членом которой себя считал. А давление было и продолжается: чего стоят бесконечные визитеры от Онлиевского с якобы мелкими просьбишками. И что? Сделал вид, что не понял. Отбрил раз, отбрил два и - ничего. Оказывается, вполне ничего.
Можно без лести самому себе констатировать: в роли главы временной администрации Борис Семенович оказался человеком на своем месте.
...Перед Гуревичем возникло блюдо с круглой, будто из песочницы, калабашкой посередине, а справа чуть потянуло холодком от запотевшей кружки "Старопрамена".
- Приятного аппетита, - прошелестел вышколенный официант.
Борис Семенович благодарно прикрыл глаза, поднял вилку, будто дирижерскую палочку, кольнул и, сладко вздохнув, потянул в рот первый, истекающий соком кусочек сырой семги. Оттягивая момент надкуса, тихонечко всосал его в себя. Нёбо приятно оросилось маслянистым солоноватым блаженством. Не раскрывая глаз, расслышал всполошное шебуршение у входа в ресторан, стремительно приближающиеся шаги. Кто-то, бесцеремонный, опустился в кресло напротив.
Борис Семенович недовольно размежил пухлые веки, и - целиком проглотил здоровенный кусман. Напротив, иронически прищурясь, восседал Марк Игоревич Онлиевский.
- Не слипнется? - ласково поинтересовался он.
Гуревич прокашлялся.
- Я еще до сладкого не добрался, - отшутился он.
- Да вы, Борис Семенович, из него уж четвертый месяц не вылезаете. Как муха в чужом варенье, - с неприязнью вглядываясь в сытое лицо, отчеканил Онлиевский. - Ты кто такой? Кто такой, спрашиваю, чтоб против меня идти?
- Я вашего тона не понимаю, - пробормотал Гуревич.
- К тебе мои люди подходили?
- Да. То есть они не представлялись напрямую, что от вас. Давали понять, конечно. Но опять же я полагал, если что, то мы с вами в состоянии сами, на своем уровне... - Гуревич смешался. Встряхнулся отчаянно. - И вообще, Марк Игоревич, я не очень понимаю, чем вызван такой тон. Я поставлен Банком России, чтобы обеспечить эффективную санацию "Возрождения" и деятельность свою обязан осуществлять в интересах всех кредиторов. Поэтому, если у вас есть какие-либо персональные просьбы, мы можем, конечно, обсудить, но никаких гарантий дать заранее... Я, как процессуально независимая фигура, обязан действовать исключительно цивилизованными методами.
- Уберу! - с ненавистью процедил Онлиевский. - Уберу и с методами не посчитаюсь.
Могильным холодом пахнуло от этих слов. Гуревич зябко передернулся:
- Чего вы от меня собственно хотите?
- Взаимопонимания, любезный. Ваша задача - помочь мне быстро и, желательно, задешево подмять банк. Для начала подождем еще месячишко-другой, подберем побольше "подкожной" информации, чтоб было что Рублеву предъявить. Ну, а если он так и не сломается и не сдаст мне банк по добру, тогда начнем банкротить! - А с чего это вы взяли, что Иван Васильевич должен сломаться?
- запальчиво перебил Гуревич. - У нас как раз сейчас всё на плаву, всё тип-топ. Западные кредиторы уже согласились в счет долга войти в уставной капитал. И как только договорчик об этом будет подписан, никаких оснований банкротить "Возрождение" не останется. Да и лицензию придется вернуть. "Западные" - они не мы, безответные, - чуть что не по закону, живо в Страсбургский суд вытащат! Так что это вам пора бы подумать да отступиться по добру. Любезный!
Гуревич с вызовом глянул на Онлиевского и - обомлел: всесильный олигарх выглядел совершенно ошеломленным.
- А вы разве не знали? - пролепетал Борис - в ужасе от собственного прокола.