Хёскульд допил кофе, налил себе еще, отхлебнул и продолжил:
— Все было чисто, подметено и вымыто.
— И что в этом примечательного?
— Ну, может, и ничего, да только моя Элли не переставая нахваливала предыдущих жильцов за это. Очень ее чистота впечатлила. Самые последние углы надраены до блеска, ни соринки, ни пылинки, все просто сверкает. Мы вошли туда — и подумали: словно в гранд-отель въехали. Вы не подумайте, что мы какие-то там грязнули. Что вы, вовсе нет. Но тот дом отчистили просто на отлично, явно очень старались, никогда такой чистоты нигде не видывал. Элли так и сказала — мол, хозяйка, что была тут до нас, знает свое дело, как мне не снилось.
— Значит, никаких следов борьбы или чего-нибудь в этом духе вы не обнаружили? — спросил Эрленд, до этого мига не проронивший ни звука. — Там, кровь на полу или стенах?
Элинборг подняла брови. Босс что, решил старичка подразнить?
— Кровь? На стенах? Нет, ничего подобного.
— Все в полном порядке?
— Да, все в чистоте и порядке.
— А рядом с домом не было никаких кустов?
— Да, рядом росла смородина, точно. Я хорошо помню — мы когда приехали, кусты просто сияли, а уж какое мы варенье сделали из ягод!
— Значит, это не вы их посадили?
— Нет, мы их не сажали. Они там были до нас.
— А скажите, как по-вашему, кому принадлежит обнаруженный скелет? — спросил Эрленд.
— Так вот зачем вы ко мне пожаловали! Интересуетесь, не убил ли я кого?
— Судя по всему, обладателя скелета закопали на Пригорке во время войны или чуть позднее, — сказал Эрленд. — Но вас мы, конечно, ни в чем таком и не думаем подозревать. Даже близко, что вы. Нас вот что интересует — вам не случалось беседовать с Беньямином о людях, которые снимали дом до вас?
— Еще как случалось, — хитро подмигнул гостям Хёскульд. — Да только он не очень-то хотел распространяться на эту тему. Я вам уже говорил, я, когда отдавал ему аренду, очень хвалил предыдущих жильцов. Думал, он подхватит и выскажется в том духе, что вот, в самом деле, какие были отличные люди, — но нет, пару слов только обронил, и все. Рубахой-парнем его никак было не назвать, неразговорчивый и даже мрачный. Впрочем, это и понятно — у него же жена погибла, не дай бог никому. Утопилась, так говорили.
— Невеста. Они не успели обвенчаться. А британцев на Пригорке вы помните? — спросил Эрленд. — Или скорее американцев, вы же в сорок третьем туда попали?
— От британцев деться было некуда, столько их понаехало в сороковом году. На другой стороне холма они построили казармы, а еще и укрытие для зенитной пушки сделали, чтобы, если что, защищать Рейкьявик от бомбежек. Мне-то все это шуткой казалось, а вот Элли твердила, мол, тут не до шуток. А потом англичане уехали, и их место заняли янки. Там они и были, когда я жил на Пригорке. Британцы давно вернулись домой.
— Вы с кем-нибудь из военных были знакомы?
— Разве совсем немного. Они вообще нос задирали о-го-го. Впрочем, как говорила моя Элли, лучше янки, от них не воняет, не то что от джонбулей. Все было чисто, как полагается. Все сияло. У американцев вообще все сияет. Вот как в кино. Видишь там Кларка Гейбла или Кэри Гранта, и ясно — это американцы.
Грант-то как раз был англичанин, подумал Эрленд, но не стал разбивать сердце всезнайке Хёскульду. Глянул на Элинборг — она тоже едва заметно усмехнулась.
— Да и казармы они получше построили, — продолжил токовать Хёскульд. — Куда там англичанам! Янки все делали из бетона, а не из гнилых дров, как джонбули. Не сравнить, у янки жилье так жилье. До чего бы янки ни дотрагивались — все обращалось в шик и блеск. Все стало гораздо лучше и чище.
— А вы помните, кто после вас жил в Беньяминовом доме? — спросил Эрленд.
— Да, мы их встретили и показали им дом. Какой-то рабочий с Хутора Туманного мыса, [41] с женой, двумя детьми и собакой. Очаровательная пара, но вы меня хоть на дыбу вешайте, не вспомню, как их звали.
— А о тех, кто жил в доме до вас и оставил его в таком потрясающем виде, вы что-нибудь знаете?
— Только ту пару слов, что мне бросил Беньямин, когда я с ним завел разговор про то, как вылизали его дом предыдущие жильцы. Я-то просто хотел сказать, мол, уж мы постараемся не оплошать после таких чистюль.
Эрленд навострил уши, Элинборг наклонилась вперед. Хёскульд молчал.
— И что же он вам рассказал? — подчеркнуто вежливо произнес Эрленд.
— Да уж сказал так сказал. Как раз про хозяйку, которой моя Элли так восхищалась.
Хёскульд снова замолчал и отхлебнул кофе из чашки. Эрленд нетерпеливо ждал, когда тот продолжит свой рассказ. Меж тем нездоровый интерес гостя от хозяина не укрылся, и тот понял, что пленил свою аудиторию. Словно гости — его собачки, и он протягивает им сахарок, и они уже виляют хвостом, что твой вентилятор, но хозяин ждет, пока те не встанут на задние лапки.
— Признаться, жутко интересную вещь он мне про нее рассказал, вот какая штука, — сказал Хёскульд.
Нет, эти легавые не уйдут от него с пустыми руками! Нет, всезнайка Хёскульд приготовил для них шикарное блюдо! Но надо же подать его как следует! А такие вещи быстро не делаются. Хёскульд еще отхлебнул кофе, но рта так и не раскрыл.
О боже ж ты мой, взвыла про себя Элинборг. Чертов старый кретин, ты родишь сегодня или нам делать тебе кесарево сечение?! Эти старикашки уже сидят у нее в печенках! То отбрасывают коньки прямо у нее на глазах, то тянут кота за хвост! Что за дьявол?!
— Беньямин сказал, мол, похоже, муженек-то женушку бивал, — не стал дожидаться хирургической помощи от Элинборг Хёскульд.
— Бивал? — переспросил Эрленд.
— Как это нынче принято называть? Семейное насилие?
— Говорите, предыдущую хозяйку бил муж? — повторил Эрленд.
— Это не я говорю, это Беньямин мне так сказал. Видимо, был этот муженек мразь из тех, что поднимают на жен руку, а там, глядишь, и на детей. Я свою Элли пальцем ни разу не тронул.
— А он не сказал, как его и ее звали?
— Нет, или, если даже он называл имена, я их давно позабыл. Но он еще кое-что сказал, и я частенько про это вспоминал. Он сказал, мол, жена этого подонка была зачата в газгольдере, ну, знаете, что был на улице Красной реки. Там, где сейчас Крышка. Так якобы говорили соседи. Впрочем, они же говорили, мол, это Беньямин пришиб свою зазнобушку. Ну, на которой собирался жениться.
— Беньямин? Газгольдер? О чем вы? — Эрленд не знал, как продолжить. — И что, вы говорите, ходили слухи, будто Беньямин убил свою возлюбленную?